ИНОСТРАННОЕ ВМЕШАТЕЛЬСТВО И ГИБЕЛЬ ДРУЗЕЙ


1 апреля 1967 года в аэропорту Сайта-Круса приземлился огромный "Локхид-Геркулес С-130", вылетевший с военной базы Соединенных Штатов Америки в зоне Панамского ка- , нала. Это было первое звено авиамоста, в составе которого были легкие самолеты, направлявшиеся в Камири. На прибытие первого самолета, доставившего армейские сухие пайки и напалм, отозвалась в середине апреля боливийская газета "Пресенсиа". В заметке, попавшей в сводку новостей агентства "Пренса Латина", сообщалось о прибытии в Боливию пятидесяти военных советников из США. "Франс Пресс" привела более скромные цифры - двадцать семь человек, включая команду "С-130", четверых техников, сопровождавших разобранный вертолет, пятеро американских рейнджеров и еще несколько неопознанных личностей. Сведения агентства "Франс Пресс" были ближе к действительности. Американское правительство решило ограничить сотрудничество с боливийским правительством минимальным объемом, так как было убеждено в том, что Че Гевара не находится в этой стране.
18 апреля в Боливию прилетел американский генерал Уильям Топ. Он должен был ознакомиться с состоянием вооруженных сил страны для разработки в дальнейшем плана военной помощи. Топ дал завтрак, на котором присутствовали посол Дуглас Хендерсон (который уже не раз обращался с просьбой о военном вмешательстве для защиты интересов американских компаний, страдающих от забастовок), президент Рене Баррьентос и трое его министров. В докладе, направленном в Вашингтон, Топ подвел итог встречи, назвав ее сердечной, очень откровенной и прямой. То, что удалось узнать представителям США, не обрадовало их. Правда, действительно новым для них явилось лишь сообщение Баррьентоса о случайном обнаружении партизан. У американцев также сложилось впечатление, что Баррьентос и его министры всерьез опасаются психологического воздействия, которое оказывают поражения армейских подразделений на остальную часть страны, особенно их стимулирующего влияния на различные подрывные группы.
Топ покинул Боливию в твердой уверенности, что проблема состоит не в том, чтобы найти замену частям, ведущим действия против партизан, а в том, чтобы изменить отношение к происходящему армейских командиров, в том числе и самого Баррьентоса - президент бессмысленно перемещал войска, не имея ни малейшего представления, как вытащить кролика из шляпы. Он не мудрствуя лукаво потребовал материальной помощи. Топ доложил в столице, что боливийские руководители просили о том же самом, что и всегда, - им представлялось, что самолеты и автоматическое оружие взамен устаревших "маузеров", которыми были вооружены их солдаты, являются панацеей от их бед. Топ разъяснил, что при данном характере боевых действий самолеты окажутся бесполезными и что когда солдаты поднимают руки вверх, то "маузер" нисколько не труднее бросить на землю, чем автомат. Солдат необходимо было научить эффективно использовать уже имеющееся у них оружие. Военная миссия США пришла к выводу о том, что перед боливийцами стоит очень серьезная проблема и даже Соединенным Штатам не так уж просто найти пути для ее разрешения, не говоря уже о том, чтобы полностью справиться с нею. Было очевидно, что США должны были предпринять ряд практических шагов и прежде всего добиться усовершенствований в боливийской армии.
Хотя в то время правительство США не отдавало себе отчета в реальном масштабе этой проблемы, считая ее мелкой, - ведь фантом, за которым шла охота, по их глубокому убеждению, находился где угодно, только не в Боливии. Аналитики разведывательных служб с интересом внимали первым слухам о присутствии Че в этой стране, но руководство Центрального разведывательного управления было настроено скептически, считая эти сведений частью той дымовой завесы, за которыми кубинское правительство спрятало одного из своих руководителей. Обнаружение партизанской базы близ реки Ньянкауасу и найденные там фотографии, казалось, подкрепляли мысль о том, что Че или в настоящее время, или в недавнем прошлом был в Боливии, но мнение директора ЦРУ Ричарда Хелмса и его ближайшего окружения возобладало: сейчас Че там не было.
В качестве элемента своего стратегического плана Пентагон направил в Боливию с базы Форт-Гулик мобильную группу инструкторов (МГИ) под руководством майора Ральфа - Паппи -Шелтона, который несколько недель тому назад уже побывал в зоне боевых действий. Его сопровождали... капитан Майкл Лерой, недавно вернувшийся из Сайгона, еще трое офицеров и Двенадцать инструкторов, в том числе и кубинский эмигрант Маргарите Крус, для непосредственной подготовки команд Убийц. Они организовали тренировочную базу в Ла-Эсперанса, заброшенном сахарном заводе в пятидесяти милях к северу от Санта-Круса. Из состава боливийской армии был выделен полк Манчего и 650 офицеров и солдат из других частей. Среди них оыли полковник Гальярдо и майор Мигель Айороа. Пентагон 'е направил в Боливию пять самолетов "П-51" и два вертоле-"Эйч-19". Президент Баррьентос сказал в интервью Луису Су-гсу: "Здесь нет ничего особенного, такие военные миссии просятся в течение уже пятнадцати лет".
Ральф У. Шелтон по прозвищу Паппи (Папочка) входил в состав весьма солидной организации, созданной Вашингтоном для борьбы с боливийскими мятежниками, - Специальной оперативной группы (СОГ). Возглавлял СОГ бригадный генерал авиации Уильям К. Скер, начальник разведки южного командования (Саутком) в зоне Панамского канала, владевший испанским языком и набивший руку на подавлении партизанских движений в Перу, Колумбии и Венесуэле. Его заместителем был назначен подполковник Редмонд И. Уэбер, командир 8-го полка специальных сил ("рейнджеров"), размещавшегося в той же зоне Панамского канала. 38-летний майор Шелтон был прежде начальником антипартизанских школ в Лаосе и Доминиканской республике.)
Ну а для Режи Дебрэ, Сиро Бустоса и журналиста Роса начался период испытаний. После ареста их доставили в местную ратушу, где состоялась встреча с Уго Делгадильо, журналистом газеты "Пресенсиа", который побеседовал с ними в течение нескольких минут и сделал фотоснимки. Все трое настаивали на том, что они иностранные корреспонденты, но благодаря показаниям Салюстио, арестованного ранее работника с Каламины, их быстро .: опознали. Они были допрошены и избиты, после чего Дебрэ вертолетом отправили на военно-воздушную базу Чоэти близ Камири, а на следующий день туда же на джипе отвезли Бустоса и Роса.
Баррьентос сразу же заявил, что трое журналистов погибли! Это был самый легкий способ полностью закрыть вопрос. Че услышал это заявление по радио. Тем не менее фотографии, сделанные случайно оказавшимся в Муюпампе журналистом ДелЕИ дильо, спасли им жизнь. Чтобы сохранить свои снимки, которые скорее всего конфисковали бы военные, он передал отснятую пленку какой-то женщине, а та доставила ее в Кочабамбу и передала в газету. Пленники, сфотографированные живыми, теперь никак не могли задним числом оказаться погибшими в бою. Но хотя публикация фотографий помогла троим арестованным сохранить жизнь, но от мучений она их уберечь не смогла. В течение первых трех дней Дебрэ допрашивали два полковника, добивавшихся от него ответа на один вопрос: находится ли Че в Боливии? Они избивали Дебрэ, лупили его молотком, имитировали его расстрел. Салюстио указал на него как на человека, доставлявшего оружие партизанам. Бустоса раскрыли не сразу, так как он имел фальшивый паспорт хорошего качества, в котором было написано, что он аргентинский журналист по имени Фруктуозо. Когда Дебрэ потерял сознание под пытками, майор Рубен Санчес, недавний пленник партизан, находившийся в Камири, удержал солдат, которые хотели добить его. Но пока что и Дебрэ, и Бустос отрицали присутствие Че в Боливии, а Рос не мог ничего сказать, поскольку ничего не знал. Прибыла новая команда следователей; ее возглавлял полковник Федерико Арана из военной разведки, а помогали ему Роберто Кинтанилья, адъютант из Министерства внутренних дел, и агент ЦРУ, который, как и его предшественник, именовался доктором Гонсалесом, а также Габриэлем Гарсией. Тон допросов изменился. Бустос начал давать сведения, которые, как он считал, не могли повредить партизанам. Он говорил о базовом лагере, обнаруженном 4 апреля, о присутствии иностранцев, а также сказал, как ему советовал Че, что командиром отряда является Инти Передо.
Партизаны к тому времени потеряли в бою только одного человека, однако еще двое утонули во время тренировочного похода, двое дезертировали, а один, не считая Дебрэ и Бустоса, был арестован. В те же дни им пришлось пережить еще один удар: Хорхе Васкес Вианья откололся от отряда в ходе случайного столкновения с армией, и найти его не удалось. Он несколько дней блуждал в джунглях, пока около Таперильяса не столкнулся с армейским патрулем, убил двоих солдат, но и сам получил ранение и через два дня был захвачен в плен. Тем временем отряд партизан почти без продовольствия шел по горам. Че записал: "Требуется еще много работы, чтобы сделать из него боевую силу, хотя моральный уровень очень высок". В течение нескольких следующих дней он пытался установить контакт с арьергардной группой Вило Акуньи. 25 апреля, примерно в десять утра, Че услышал, что к отряду приближается группа солдат. Сведения о ее составе были противоречивыми - кто-то определял численность преследователей в тридцать человек, а кто-то в шестьдесят. Че лично принял участие в засаде.
"Вскоре появилась головная группа. К нашему удивлению, она состояла из трех немецких овчарок и их проводника. Животные вели себя беспокойно, и не думаю, что нам удалось бы укрыться от них. Однако они продолжали приближаться. Я выстрелил первым - в собаку - и промазал, а когда я собрался выстрелить в проводника, мою "М-2" заклинило. Мануэль Эрнандес убил вторую собаку, затем я - третью; больше никто в засаду не попал".
Нормальной пищи у нас осталось на три дня. Ньято сегодня убил птицу при помощи пращи; начинается птичья эпоха". А еще через три дня Пачо Фернандес Монтес де Ока запишет в дневнике: "Рацион - две пустельги. Мне досталось крылышко пустельги и лапша".
В тот же день, 1 мая, я сам видел публикацию первой сводки о действиях партизан, той самой, которую контрабандой доставил майор Санчес. Газету "Пренса Либре" покупали рабочие Кочабамбы, собиравшиеся на первомайскую демонстрацию, текст партизанского обращения зачитывался и по радио. Разъяренные публикацией военные арестовали редактора газеты. В политической блокаде партизан оказалась брешь, и, несмотря на малочисленность, повстанцы смогли оказать на боливийское общество более сильное влияние, чем могло показаться на первый взгляд. Тогда же в Тринидаде, городе провинции Бени, состоялась демонстрация родителей против отправки ста шестидесяти призывников в зону партизанских боевых действий.
Почти без пищи и воды партизаны Че выискивали обратный путь к своим прежним лагерям, где были устроены тайники с провизией и оружием, и, наконец, 7 мая добрались до одного из них. Пачо записал в дневнике: "Наша цель - вступить в контакт с Вило Акуньей и подготовить оружие". Че лаконично отметил нехватку продовольствия, а также то, что они находились в зоне в течение шести месяцев.
На следующий день, когда партизаны запасались провиантом из потайного склада в пещере, вновь было замечено присутствие поблизости армейских сил. Пачо, Оло Пантоха и еще несколько человек застали врасплох и обстреляли нескольких невооруженных солдат, набиравших воду. Вскоре после этого были -захвачены в плен еще двое солдат, собиравших кукурузу. Но на ] этом стычки не закончились: "Когда появились солдаты - их было человек двадцать семь, - все ожидали их, охваченные напряжением. Те заметили что-то странное, и группа во главе со вторым лейтенантом Ларедо выдвинулась вперед. Он сам начал стрелять первым и был убит вместе с двумя другими молодыми солдатами". У Ларедо было найдено письмо от жены, в котором та просила его привезти скальп партизана, чтобы украсить им гостиную. "Начало темнеть, и наши люди двинулись вперед и захватили в плен шестерых солдат. Остальные отступили". В этой стычке партизаны убили двоих солдат и офицера, ранили двоих и восемь человек
взяли в плен.
Че приказал выйти в четыре часа утра, предварительно отпустив пленных. Сам он провел бессонную ночь из-за приступа астмы. "У нас не осталось никакой пищи, кроме сала, я был голоден, а спал едва ли два часа и поэтому был способен идти лишь медленными шаркающими шагами. И весь переход был таким. У первого же родника мы ели суп из сала. Люди слабы, у нас - несколько случаев водянки".
В начале второй недели мая полковник Арана, подполковник Кинтанилья и "доктор Гонсалес" возвратились, чтобы допросить Дебрэ, Бустоса и Роса в штабе полка Манчего в Санта-Крусе. На этот раз с ними был генерал Арнальдо Сауседо. Легенда Бустоса рассыпалась - агенты определили, что его паспорт фальшивый, и заявили, что он был с партизанами как боец, а не журналист. Следователи сопоставили подробности, которые сообщили Дебрэ, Бустос и Рос с рассказами дезертиров, а также выявили противоречия в их собственных показаниях. "Мне ничего не оставалось, кроме как признать бесспорное", - скажет спустя несколько лет Бустос, когда сознался в том, что, уступив нажиму следователей, подтвердил, что во главе партизан стоял Че. Это была лишь часть признания, состоявшего из двадцати тысяч слов и целого ряда набросков портретов бойцов. Бустос утверждал спустя несколько лет, что Че разрешил ему раскрыть его присутствие в партизанском отряде: "Что ж, если увидишь, что отрицать бесполезно, то выпаливай сразу же. Таким образом я смогу снова стать самим собой и снова надеть свой берет". Дебрэ позже частично подтвердил версию Бустоса. А сам он в этом раунде допросов признался в том, что в ходе своей журналистской работы на третьей неделе марта взял интервью у Че в партизанском лагере. Показания были неопровержимыми, и командование боливийских вооруженных сил и полевые агенты ЦРУ были серьезно обеспокоены, но Хелмс все же придерживался мысли, что это дезинформация и что, по всей видимости, Че мертв. Он доказывал это в споре со своим руководителем службы тайных операций (носившей эвфимистическое название Объединенного управления планирования) Томасом Карамессинесом.
Уолтер Ростоу подготовил президенту Джонсону меморандум. В нем проводился обобщенный анализ ситуации и говорилось о том, что ЦРУ только что получило первое достаточно достоверное сообщение о том, что Че Гевара мог быть жив и проводить операцию в Южной Америке, но разведчикам требовалась дополнительная информация, прежде чем они могли бы с уверенностью заявить о том, что Гевара не умер - в кругах различных разведок все больше и больше склонялись к этому заключению. Тем временем, невзирая на сомнения директора, ЦРУ отправило в Боливию новую группу советников, расширило там ее инфраструктуру и начало воздушную разведку для того, чтобы дать надежные карты области. Четверо советников были также направлены на помощь боливийскому Министерству внутренних дел, которое возглавлял министр Антонио Аргедас.
Че, еще не знавший, что его присутствие в Боливии перестало быть тайной, в поисках Вило Акуньи и группы арьергарда вел партизан в направлении Пириренды. Пачо записал: "Мы очень слабы и голодны. Трудно идти, особенно с тяжелыми мачете и оружием. Мы идем только благодаря силе воли и дисциплине". Отсутствие массовой поддержки и прямых контактов с крестьянами, бедность и малонаселенность области, а также еще и почти полное отсутствие дичи в джунглях обрекли партизан на постоянный голод.
В то время как партизаны находились в бедственном положении в оперативном плане, в чисто военном отношении они, проведя шесть боевых столкновений с боливийской армией, оставались непобедимыми. Из-за этого 11 мая полковник Роча был освобожден от должности командира 4-й дивизии, базировавшейся в Камири. (Он ограничил свою деятельность жестокими притеснениями местных крестьян, арестами, пытками, избиениями и другими репрессиями, даже если те указывали солдатам местонахождение партизан.) На его место был назначен Луис Антонио Реке Теран. Полковник Сентено Анайа в то же время сменил полковника Роберто Варгаса в 8-й дивизии.
12 мая партизаны наткнулись на еще один крестьянский дом, купили у хозяина свинью и приготовили ее с кукурузой. На следующий день им пришлось с лихвой расплатиться за свое обжорство. "А нас весь день мучила отрыжка, газы, рвота, понос - настоящий физиологический концерт. Мы лежали совершенно неподвижно, пытаясь переварить свинью. У нас есть две канистры воды. Я был очень болен, пока меня не вырвало, после чего стало лучше".
На следующий день они вышли к озеру Пириренда - зеркалу воды, окруженному буйной растительностью, как скажет в своем дневнике Пачо. Че к тому времени обращал мало внимания на красоты пейзажа. Он был больше обеспокоен нарушениями дисциплины, которые случались вследствие нехватки продовольствия:
"Перед выходом я собрал людей и обрушился на них в связи со стоящими перед нами проблемами, особенно продовольственными. Я разругал Дариэля Аларкона за то, что он съел котелок пищи, а потом отрицал это, Тамайо - за то, что он тайно ел вяленое мясо, Анисето - за его готовность участвовать во всем, что мало-мальски связано с едой, и нежелание делать что-либо еще".
Спустя несколько часов на расстоянии двух миль состоялся налет авиации.
На следующий день, 15 мая, Че записал в дневнике: "Сегодня никаких новостей". У Пачо написано подробнее: "Он выглядит по-настоящему плохо. Вчера вечером отказался от своей пайки мяса". Еще днем позже Че писал:
"Когда мы вышли в путь, у меня начался страшный приступ колики с рвотой и поносом. Колику остановили демеролом, а я потерял сознание, и меня несли в гамаке. Когда я очнулся, то чувствовал себя значительно лучше, но оказался весь в дерьме, словно грудной младенец. Мне дали брюки, но без мытья запах дерьма можно учуять за милю от меня. Мы проспали там весь день".
Пачо не так уж бодр: "Почти все мы больны. Ночью несколько раз стреляли жандармы... Проблема состоит в том, чтобы вырваться из оцепления и перебраться в место с водой".
В течение предыдущих дней армейские патрули стреляли в сторону партизан вслепую. В ночь на 16 мая отряд выскользнул из окружения на юго-запад. Той же ночью было получено известие из Гаваны, в котором говорилось, что их изоляция стала еще сильнее. Ренан был отозван из Ла-Паса, так как его въездная виза истекла, а сам он был болен. Городская сеть оказалась теперь в руках Родольфо Салданьи и нескольких неопытных людей, имевших связь с Гаваной, но не с партизанами. Начавшиеся действия партизан пробудили симпатии большинства радикальных групп оппозиции, но не было никакой возможности превратить эту обнадеживающую симпатию в форму практической помощи. Сообщение Гаваны заканчивалось странно - словами о готовности части руководства БКП присоединиться к движению. Неужели Че не вспомнил тогда о Селии Санчес и созданной ею системе поддержки Движения 26 июля - вспомогательных группах в Гаване, занимавшихся мобилизацией городского населения против диктатуры Батисты, - которую он так недооценил в свое время?
Партизаны скитались по району в течение еще недели, направляясь к месту первого лагеря в надежде встретиться с отставшим арьергардом. По пути происходили редкие встречи с местными кампесинос. Че слышал по радио, что Баррьентос назначил суд над Дебрэ: "он [президент] будет просить конгресс восстановить смертную казнь". Для защиты Дебрэ нанял аргентинского адвоката Рикардо Рохо, жизненный путь которого, таким образом, опять пересекся с жизнью Че. Бустос также должен был предать перед судом, тогда как Роса выпустили под залог и он навсегда исчез из поля зрения публики.
А арестованный с раненой ногой Васкес Вианья тем временем терпел усиленные допросы. Его доставили в больницу государственной нефтяной корпорации в Камири, где он попросил сделать ему операцию без наркоза, так как он боялся сказать что-нибудь лишнее на операционном столе. После операции его перевели в казармы Чоэти. Там его допрашивал "доктор Гонсалес", который утверждал, что Васкес Вианья прикидывался па-намским журналистом, проникшим в сеть военной разведки, но был на самом деле эмиссаром Гаваны. "Гонсалес", похоже, смог убедить Хорхе подтвердить присутствие Че в Боливии, так как позже к нему в камеру явился сотрудник Министерства внутренних дел Роберто Кинтанилья, показал ему магнитофонную ленту с записью допроса и угрожал широко обнародовать признания Васкеса, если он не расскажет всего, что ему известно о городской сети и конспиративных квартирах. Взамен он предлагал Вианье имитировать бегство, а потом помочь выехать в Германию. Васкес отказался, и тогда к нему стали применять жестокие меры. Кинтанилья сломал ему обе руки, а в последующих пытках нанес еще множество телесных повреждений. Спустя несколько часов его сбросили с летящего вертолета в джунгли, и он погиб. Однако по радио сообщили, что он бежал. Че, положительно отреагировавший на первые публичные заявления арестованного партизана, надеялся на то, что Васкес действительно смог бежать и теперь получить возможность вступить в контакт с городскими сетями и сообщить им о положении партизан: "Он должен теперь присоединиться к ним или отправиться в Ла-Пас, чтобы наладить контакты".
28 мая партизаны заняли город Карагуатаренда, где пополнили свои запасы имущества первой необходимости (мука, сахар, сандалии, табак, зубные щетки), а также обзавелись автотранс- , портом. Следующие несколько дней они передвигались от одного ранчо к другому на джипах нефтяной корпорации; радиаторы автомобилей заливали, если не было воды, мочой. 30 мая они поймали в засаду патруль солдат полка полковника Кальдерона, с которым шел журналист Хосе Луис Алькасар. Солдаты бежали, оставив троих убитых и одного раненого. Затем партизаны имели еще одно столкновение с армией, но на сей раз безрезультатно. Че не мог не придать своей ежемесячной сводке событий оп- , тимистического тона. "С военной точки зрения, три вооруженных столкновения, в ходе которых враг понес потери, тогда как у нас их не было, так же как и прорывы в Пириренде и Карагуатаренде, конечно, являются успехом. Собаки были признаны бесполезными и больше не используются в операции". Правда, отсутствие связи с Гаваной и Ла-Пасом приводит Че в отчаяние, он написал, что им нужно проявлять как можно больше терпения в вопросе вовлечения в партизанское движение крестьян, что дело Дебрэ дало им рекламу, что "моральные качества бойцов отряда находятся на высоком уровне, а это при хорошем руководстве является гарантией успеха". Тогда как "армия все еще дезорганизована, и ее методы ничуть не усовершенствовались". В заключение Че подчеркнул: "Беспокоит невозможность связаться с Вило Акуньей, несмотря на то что мы предприняли паломничество по горным хребтам. Есть признаки того, что он направился на север".
А бывшая группа тылового охранения, которой командовал Вило Акунья, отягощенная больными, имевшимися в ее рядах - а среди них был и Густаво Мачин, - не имела возможности общения с крестьянами, перепуганными репрессиями военных. В конце мая дезертировал Хулио Веласио - когда он вышел к солдатам, те почти сразу же убили его. Это заставило группу непрерывно перемещаться, проводя при этом разведку, чтобы не пропустить вероятного контакта с отрядом Че. Пинарес, который после полученной от Че взбучки работал как Геракл, совершавший свои подвиги, предпринимал дальние вылазки среди холмов и плантаций в поисках провизии. 1 июня он отправился в очередной поход. Спустя два часа Акунья услышал стрельбу, а еще через некоторое время узнал, что Пинарес и боливиец Касильдо Кон-дори попали в армейскую засаду и погибли.
В начале июня Че продолжал движение, старательно уклоняясь от столкновений с армией. Из-за холодного атмосферного фронта температура по ночам сильно падала. Продовольствия и воды все также не хватало, и партизаны были вынуждены наполнять фляги соленой водой. При всех этих обстоятельствах Че все же не терял чувства юмора и сказал Пачо: "Тощий, бородатый, я напоминаю своим видом святого Лазаря". 6 июня они снова подошли к Рио-Гранде и узнали о том, в округе появлялись все новые и новые армейские патрули. В эту ночь Че проводил со своими бойцами урок истории и учил их играть в шахматы.
10 июня, когда главная группа была занята постройкой плота, у дозорных произошло столкновение с армейским патрулем.
Судя по всему, дело было в том, что наши люди шли, не принимая должных мер предосторожности, и были замечены. Жандармы начали, как обычно, палить вокруг, и Вилье-гас [на самом деле это был Пачо] и Коко, которым понево-; пришлось стрелять, выдали свою позицию. Мы решили ставаться на месте и выйти завтра. Положение было не-колько неудобным: если бы они решили атаковать всеми нами, то, в лучшем случае, нам пришлось бы без воды пересечь крутые скалистые горы".
Пачо и Ко застрелили одного из солдат капитана Рико Торо, тяжело ранили другого, а третьего - слегка. Рико утверждал, что убил четырех партизан. Засада оказалась не очень-то результативной, и отряд Че двинулся дальше, на сей раз к реке Росита.
13 июня Че написал: "Очаровательное явление - политические волнения в этой стране, все охватывающая путаница договоров и контрдоговоров. Нечасто бывает так ясно видно, что партизанская активность может являться катализатором для революции". Сообщения из Гаваны продолжали поступать (хотя Фидель и не имел представления о том, получают ли их партизаны) и, казалось, подтверждали, что партизаны могли бы стать знаменосцами оппозиции военному правительству. Хуан Лечин находился в I Чили и собирался перебраться в Боливию, и даже умеренный Виктор Пас Эстенсоро, бывший президент, находившийся в изгнании, готовился к военным действиям. В сообщениях из Гаваны была и информация насчет реорганизации Национально-освободительной армии Перу, в которой было пять человек, обеспечивавших военную подготовку кадров, и пропагандистская группа, работавшая в Лиме.
14 июня Че озаглавил свою дневниковую запись именем дочери, Селита (маленькая Селия), цифрой 4, сопровождаемой вопросительным знаком, - словно задавал себе вопрос, действительно ли девочке исполнилось четыре года. Очень похоже на то.
А заканчивалась запись словами, обращенными к себе самому. "Мне исполнилось 39 лет, годы безвозвратно бегут, и поневоле задумаешься над своим партизанским будущим. Но пока что я в форме". Эту "форму" он поддерживал в те дни благодаря одной лишь I силе воли и несгибаемому духу революционера, невзирая нЯ голод, навалившиеся кишечные недуги и приступы астмы. Нельзя не вспомнить высказывания его альтерэго, персонажа из рассказа Хулио Кортасара "Примирение": "Астма - моя возлюбленная; она научила меня полностью использовать ночь".
Еще несколько дней партизаны шли по берегу реки РоситыИ Их скудные запасы провизии подходили к концу, а крестьяне по пути не попадались. Лишь спустя четыре дня удалось найти Н<Я большую деревушку, где обитало с десяток семей кампесинос. "За жителями нужно охотиться, чтобы поговорить с ними, они ведут себя, словно зверьки. В общемто они встретили нас приветливо, но Калихто, которого назначила мэром военная комиссия, побывавшая здесь месяц назад, держался настороженно и очень неохотно соглашался продавать нам всякие мелочи".
Партизан насторожило поведение троих вооруженных крестьян, называвшихся торговцами свиньями. Один из жителей деревни помог разоблачить их, сказав, что это полицейский лейтенант, пограничник и учитель, собиравшие сведения о мятежниках. "Мы сначала хотели убить их, но потом я решил вернуть их армии и передать с ними строгое предупреждение насчет правил ведения войны".
В этой деревне Че после длительного перерыва занялся врачеванием зубов. "По истечении двух дней сплошных удалений, благодаря которым я прославился в Чако под именем Фернандо-зубодера, я закрыл мою операционную, и под конец дня мы вышли из деревни и удалились от нее на час пути". Пребывание отряда в деревне нашло отражение в нескольких фотографиях. Был сфотографирован и Че: перед соломенной хижиной он заглядывает в рот перепуганному пациенту, которого поддерживает ассистент, а со стороны за происходящим наблюдают трое-четверо зрителей.
Были и хорошие новости: "Я впервые за эту войну ехал на муле". Че снова обзавелся верховым животным. На фотоснимке он, с неизменной сигарой, улыбается, а на переднем плане - голова мула.
Когда партизаны уходили из деревни, то захватили с собой одного из ее жителей. По-видимому, это был пленник. На самом деле этот двадцатилетний крестьянин, которого звали Паулино Байгорриа, сам вызвался присоединиться к партизанам. Именно он помог раскрыть полицейских шпионов. "Паулино обещал доставить мое сообщение в Кочабамбу. Ему дадут письмо для жены Коко, шифровку для Гаваны и четыре сводки событий". В четвертой сводке Национально-освободительная армия опровергала появившееся в средствах массовой информации сообщение о смерти Инти. Там также говорилось:
"Что касается слухов о присутствии гипотетических бойцов из других латиноамериканских стран, то ради соображений безопасности и [согласно] нашему собственному кодексу революционной правды мы не назовем никаких имен, но при этом ясно дадим понять, что любой гражданин, согласный с нашей программой-минимумом и способствующий освобождению Боливии, сможет влиться в наши ряды с теми же правами и обязанностями, какие имеют боливийские повстанцы, составляющие, естественно, подавляющее большинство участников движения".
направил в Гавану приветствие "с боливийских гор", которое следовало зачитать 26 июля.
Паулино был по пути схвачен армейским патрулем, подвергнут допросам и пыткам в Сайта-Крусе, потом переведен в Ла-Пас и, после отказа сообщить кому предназначались найденные при нем послания, заключен в тюрьму.
24 июня, в День святого Иоанна-Крестителя, Че слышал по радио о бойне, учиненной правительственными войсками в шахтерском регионе. Шахтеры, представлявшие собой одну из немногих организованных социальных групп в боливийском обществе, которыми Че восхищался еще во время своей первой поездки по Латинской Америке в пятидесятых годах, постоянно сопротивлялись режиму военной хунты и подвергались столь же постоянным репрессиям с ее стороны. За два года до этих событий им даже на 40 процентов урезали заработную плату. В начале лета 1967 года находившаяся в то время в подполье Объединенная федерация профсоюзов боливийских шахтеров провела свой конгресс. Еще раньше шахтеры из Катави приняли решение пожертвовать дневной заработок на лекарства для партизан. Конгресс Объединенной федерации поддержал это решение. Во время празднования Дня святого Иоанна армейские подразделения напали на лагеря шахтеров. Цель акции была совершенно очевидной: дать другим профсоюзам четкое представление о том, что их ожидает в том случае, если они тоже пожелают оказать поддержку партизанам. На шахте солдаты расстреляли беззащитных мужчин, женщин и детей; всего погибло восемьдесят семь человек. Это массовое убийство получило известность под названием "резня святого Иоанна". Че следил за событиями по передачам аргентинского радио. Сам он не имел никакой возможности вмешаться в ход происходивших событий, так как не мог прийти со своим отрядом в зону конфликта, не мог установить контакт с городской организацией, не обладал полной и достоверной информацией для оценки ситуации и не желал лишиться ни единого человека, поставив все в зависимость от возможности партизан добиться увеличения своей военной мощи. Несколькими днями позже правительство обвинило партизан в том, что те якобы подтолкнули шахтеров на восстание.
Начиная с 23 июня Че стал особенно сильно мучиться от астмы. "Астма представляет собой серьезную опасность, а лекарств в запасе осталось немного". В течение всех лет, проведенных на Кубе, ему удавалось, как правило, справляться с болезнью, но теперь, когда партизаны лишились части своего запаса медикаментов в результате захвата армией базового лагеря, он оказался практически беззащитен. К концу июня приступы стали очень сильными. "Моя астма все усиливается и не дает мне нормально спать". Когда он не мог ночью заснуть и задыхался от нехватки воздуха, то с силой наваливался на ствол дерева, чтобы таким образом помочь движению грудной клетки, или же просил Тамайо или Карлоса Коэльо сделать ему массаж. Во время одного из таких сеансов массажа Тамайо спросил:
"- Разве астма это не психологическая проблема?
- Да, я знаю, что это психологическая проблема, и поэтому пользуюсь маленьким ингалятором. Если я выброшу ингалятор, потому что астма это просто психология, то моя астма станет сильнее".
26 июня партизаны из засады убили четверых солдат, но на сей раз вместо бегства подразделение боливийской армии перешло в наступление, попытавшись обойти противника с фланга. Прежде чем Че успел приказать отступить, двое партизан получили ранения. "Вильегас был ранен в ногу, а Коэльо в живот. Мы быстро доставили их в дом, чтобы оказать помощь всеми средствами, которыми располагали. Вильегас имел поверхностную рану, и лишь временный недостаток подвижности будет представлять для нас головную боль. У Коэльо раздроблена печень и пробиты внутренности". Че отказался оперировать своих старых товарищей, поручив операцию доктору де ла Педрахе, а сам лишь держал лампу, освещавшую операционное поле. В разгар операции, когда хирург сшивал Коэльо толстую кишку, Тамайо понял, что его друг мертв.
"В его лице я потерял товарища, вместе с которым неразлучно провел все эти годы, чья преданность имела бесчисленное количество подтверждений. Его потерю я ощущаю, словно потерю своего ребенка. Когда его ранило, он попросил, чтобы мне отдали его часы; их сняли не сразу, а после оказания самой первой помощи, потом отдали Рене, который вручил их мне. Выяснилось, что он хотел, чтобы часы передали сыну, которого он ни разу не видел, как я делал это с часами многих других погибших товарищей. Я буду носить их сам, пока идет война. Мы погрузили его тело на лошадь и отвезли подальше, чтобы похоронить там".
Отряд, у которого теперь было девять лошадей, двинулся в путь. Че потерял троих человек, своих старых, испытанных товарищей: Суареса Гайоля, Сан-Луиса, и вот теперь - Коэльо. Он не знал, что Пинарес и Васкес Вианья тоже мертвы. "Черный День для меня".
И еще несколько дней партизаны продолжали поиски своей ставшей группы тылового охранения. 29 июня. Я поговорил с бойцами, которых осталось теперь 24 человека. Снова привел в пример Китайца [Чанга] в качестве образца. Я разъяснил значение понесенных нами потерь, а также рассказал, кем для меня был Коэльо - я относился к нему почти как к сыну, - и потому его гибель явилась для меня личной потерей. Я критиковал себя за недостаточную самодисциплину, за слишком неторопливый темп переходов и обещал разработать новые идеи, чтобы не нести в будущих засадах бесполезных потерь, никоим образом не связанных с ходом операции".
К концу июня Уолтер Ростоу вновь информировал Джонсона о событиях в Боливии. Ростоу сделал совершенно верное предположение: когда партизаны были обнаружены, они еще не успели завершить период военной подготовки, В том же документе он указал на серьезные недостатки в действиях боливийской армии. Ростоу сообщал об отсутствии координации в действиях командования, низкой квалификации руководителей, слабой обучености и отсутствии дисциплины у личного состава боливийских вооруженных сил. Он также указал на то, что американские советники занимались специальной подготовкой полка из состава боливийской армии и что правительства США и Аргентины оказывают материальную помощь режиму. Но боливийскому правительству, судя по всему, этого казалось недостаточно, и его посол 1 в Вашингтоне Хулио Санхинес одолевал власти Соединенных Штатов просьбами о помощи в подготовке операции по обнаружению и уничтожению партизан.
В сводке событий за июнь Че перечислил главные проблемы, с которыми сталкивались партизаны: это постепенная утрата людей, причем каждая потеря является серьезным ударом, хотя и армия и не знает о них, и отсутствие контакта с арьергардной
группой. Че не знал о том, что группа Акуньи вновь и вновь предпринимала попытки связаться с основными силами отряда. Выбравшись из наиболее опасной зоны, группа один два раза в неделю совершала разведки в районе реки Юке, где, судя по всему, также находилось одно из заранее обусловленных мест встречи. Любопытно, что Че, кажется, утратил способность широкого видения политической ситуации; в частности, ему не казалась серьезной проблемой неспособность партизан объединиться с набиравшим размах общенародным движением противодействия военной хунте. Че воспринимал важность военных : действий своего крохотного отряда из двадцати четырех человек
(среди которых был раненый Вильегас, на некоторое время лишившийся способности нормально передвигаться) с точки зрения, которую он обрел в ходе партизанской войны.
В этом проекте, который зародился при иных политических обстоятельствах, оформлялся в условиях разногласий и невыполнения обещаний, начался преждевременно и с самых первых шагов лишился всех своих городских и международных связей, и вначале все указывало на предстоящую катастрофу. Тем не менее к тому времени люди Че нанесли армии уже десять поражений, "легенда [о партизанах] распространялась, как пламя в сухой траве; мы теперь стали неукротимыми суперменами".
"Наши первоочередные задачи состоят в том, чтобы восстановить контакт с Ла-Пасом, возобновить свои запасы военного снаряжения и медикаментов, а также добиться присоединения 50-100 человек из города". Че думал о городском подкреплении, так как крестьяне, совершенно явно, все еще не выказывали желания присоединиться к партизанам. "Это порочный круг - чтобы получить необходимых новобранцев, мы должны вести как можно более активные действия в населенной зоне, а для этого нам необходимо иметь больше народу". А в заключение прозвучала тревожная нота. "Военные действия армии до сих пор дают нулевой эффект, зато она ведет работу среди кампесинос - факт, который мы не имеем права игнорировать, так как в результате этой работы все члены общества превращаются в осведомителей - или из страха, или из-за того, что их обманывают относительно наших целей".
Спустя несколько дней Гавана передала по радио очередное сообщение, которое, казалось, дало Че ответ на часть поставленных им перед собою вопросов. Правда, он, судя по всему, очень сильно переживал из-за того, что не мог прокомментировать и уточнить что-то в полученном тексте. Родольфо через посредника, который постоянно курсировал на Кубу и обратно, сообщал ему о возможности создания второго фронта. Гавана также подтвердила, что на Кубе проходит обучение группа боливийских студентов. Но эти хорошие новости не могли возместить катастрофического положения со связью: после того как Монлеон выехал из Ла-Паса, подпольщики этого города лишились контактов не только с Че, но и с Гаваной.
А тем временем вице-президент Боливии Овандо решил усилить давление на Соединенные Штаты, чтобы добиться у них расширения оказываемой помощи. Для этого он обнародовал информацию о том, что Че находился в Боливии, подкрепив это Утверждение показаниями Дебрэ о том, что он в марте взял интервью у Че в лагере Ньянкауасу. "Кроме того, [Овандо] сообщил, чго армии противостоят прекрасно обученные партизаны, чьи опытные вьетконговские командиры в свое время громили во Вьетнаме первоклассные американские полки". Правда, в это же время "ентство Ассошиэйтед Пресс опубликовало телеграмму, в которой утверждалось, что Че скончался на Кубе, а заявления о его присутствии в Боливии были предназначены для стимулирования партизанского движения. Телеграмма, судя по всему, была рассчитана на то, что кубинское правительство в ответ на нее раскроет истинное местонахождение Че. А высказывания Овандо поддержал и генерал Баррьентос, который "провел пресс-конференцию, на которой признал мое присутствие, но сказал, что я буду ликвидирован в течение нескольких дней. Он изверг обычный свой поток бессмыслицы, обзывая нас крысами и змеями, и подтвердил свое уже высказывавшееся намерение жестоко покарать Дебрэ".
В первые дни июля ядро отряда Че продолжало движение. Нога Вильегаса медленно заживала, а сам командир продолжал страдать от астмы. 6 июля Че организовал смелую операцию -он направил группу во главе с Коко Передо и Пачо захватить город Самайпату.
"На операцию были направлены Мартинес Тамайо, Коко, Пачо, Анисето, Марио Гутьеррес и Хуан Пабло Чанг, Китаец. Они остановили грузовик, двигавшийся со стороны Сайта- Круса; ничего не случилось, но второй, следовавший сзади, тоже остановился из солидарности, так что они были вынуждены задержать и его тоже. Затем началась борьба с дамой, ехавшей в грузовике, которая не желала, чтобы из машины высадили ее дочь, потом остановился третий грузовик, чтобы посмотреть на происходящее, а потом из-за общего беспорядка остановился четвертый, и дорога оказалась перекрыта. Скоро во всем разобрались, четыре автомашины стояли рядком вдоль дороги, и когда армейский патруль поинтересовался происходящим, один из водителей объяснил, что они остановились передохнуть. Наши люди уехали в грузовике, добрались до Самайпаты, захватили двоих вооруженных полицейских, лейтенанта Вакафлора, командовавшего постом, потом сержанта, который сообщил пароль, и с быстротой молнии захватили пост, на котором находились десять человек".
В ходе непродолжительной перестрелки Коко убил солдата. Одновременно произошел случайный перебой в подаче электроэнергии; армейские командиры потом были уверены, что партизанам помог кто-то из местных жителей. Взятые в плен солдаты были оставлены голыми в километре от города. Все события происходили на глазах жителей города и множества проезжих, так что известия о них разлетелись, как искры от пламени.
На фотоснимке, сделанном около Самайпатии, Че, рассматривающий что-то на земле, стоит на коленях, окруженный кампесинос. У него на голове новая кепка, в которой он напоминает русского революционера девятнадцатого века, но это неправильно. В соответствии с законами иконографии Гевара должен быть в берете.
"Что касается пополнения запасов, то операция оказалась неудачной. Эль-Чино не позволил Пачо и Марио Гутьерресу чего-нибудь награбить, но и сам не купил ничего полезного, в том числе и лекарств, которые мне так нужны. Но удалось добыть кое-что совершенно необходимое для партизан. К двум часам мы уже возвращались с добычей". Согласно дневнику Пачо, Че забыл сказать о том, что был совершенно счастлив, жуя печенье и попивая пепси-колу.
В один из ближайших дней, когда пресса шумела о неэффективности военного кордона, мелькнуло сообщение о наличии среди партизан вьетконговского полковника. Речь шла о Хуане Пабло Чанге. Перуанец, среди отдаленных предков которого были китайцы, и понятия не имел о том, в кого его превратили газетчики.