Александр ТАРАСОВ,
ведущий эксперт Центра новой социологии
и изучения практической политики “Феникс”
В августе-октябре 1967 года на юго-востоке Боливии, в долине реки Ньянкауасу, правительственными войсками под руководством североамериканских советников – специалистов ЦРУ по антипартизанским операциям – был разгромлен крошечный отряд герильерос(1) во главе с легендарным кубинским революционером Эрнесто Че Геварой. Шок, в который был повержен весь мир этим сообщением, сегодня трудно передать. Те, кто помнят реакцию в мире на смерть Джона Леннона или реакцию нашей молодежи на смерть Виктора Цоя, – могут составить отдаленное представление о том, что тогда творилось. Многие не верили в правдивость сообщения о гибели Че – и когда 15 октября 1967 г. Фидель Кастро подтвердил его, волна гнева и отчаяния поднялась вновь. Кадры молодежных демонстраций и нападений на американские представительства по всему миру остались в архивах кинохроники и на страницах газет и журналов 30-летней давности. Но любой читатель может узнать, как реагировали на весть о смерти Че, например, рядовые американские студенты: достаточно взять в библиотеке книгу Пирса Пола Рида "Дочь профессора" и прочитать соответствующие страницы(2).
* * *
Эрнесто Гевара де ла Серна, известный всему миру как "Че", родился 14 июня 1928 г. в городе Росарио – одном из крупнейших городов в центре Аргентины, в небогатой креольской семье. Его отец, архитектор Эрнесто Гевара Линч, принадлежал к старинному аргентинскому роду Гевара, лишившемуся имущества и вынужденному бежать в Чили из-за преследований диктатора Росаса. По материнской линии в жилах дона Эрнесто текла кровь ирландского революционера Патрика Линча, эмигрировавшего в Латинскую Америку. Мать Че, донья Селия де ла Серна и де ла Льоса, могла похвастаться тем, что ведет свой род от последнего испанского вице-короля Перу – Хосе де ла Серна-и-Инохоса. Родители Че были людьми передовых взглядов, а донью Селию можно даже считать одной из основательниц феминистского движения в Аргентине.
Очень рано, в два года, маленький Эрнесто заболел бронхиальной астмой – тяжелым недугом, мучившим его до конца жизни. Возможно, это повлияло на решение Че стать врачом: он закончил в 1953 г. медицинский факультет Национального университета в Буэнос-Айресе. Первоначально Че собирался стать врачом в лепрозории – и в 1950 г., прервав учебу, отправился в путешествие по континенту в поисках будущего места работы. Че побывал на Тринидаде, в Британской Гвиане(3), Чили, Перу, Колумбии и Венесуэле. В Перу в лепрозории "Сан-Пабло" он довольно долго жил и лечил больных. Однако обнаружилось, что в большинстве этих заведений, расположенных в отдаленных местах, в джунглях, Че с его астмой жить не сможет – не позволяет климат. Да и иные впечатления, вынесенные из путешествий, – фантастическая нищета большинства населения, столкновение с "гориллами" в Колумбии, революция 1952 г. в Боливии – привели Че к решению стать “революционным врачом”.
После университета Че отклоняет предложение работать в аллергологической клинике (“аллергия - болезнь богатых, бедняки о ней не знают”) и совершает еще одно путешествие по Латинской Америке. Начинает с Боливии, но боливийская революция не производит на него впечатления “настоящей” – и Че попадает в Гватемалу.
В Гватемале тоже проходит революция. Прогрессивное правительство Хакобо Арбенса Гусмана провело аграрную реформу и бросило вызов компаниям США, национализировав их собственность. До революции Гватемала была самой настоящей "банановой республикой", и фактическим хозяином страны была американская "Юнайтед фрут компани". У “Юнайтед фрут" хватило влияния заставить правительство США организовать агрессию против Гватемалы. С территории Гондураса в Гватемалу вторглась созданная, обученная и вооруженная ЦРУ армия наемников во главе с гватемальским подполковником-мятежником Кастильо Армасом. Наемников поддерживала "неопознанная" авиация, бомбившая гватемальские города. Наивные попытки X. Арбенса защитить страну от агрессии при помощи ООН были блокированы США в Совете Безопасности. Правительство Арбенса пало, к власти пришел Кастильо Армас.
Че не удалось реализовать свой замысел стать "революционным врачом". Но в защите гватемальской революции он принял участие. Гватемала сыграла и значительную роль в его формировании как революционера: мало того, что Че участвовал непосредственно в политической борьбе, в революции, Гватемала стала рубежом в формировании взглядов Че как революционера. В Гватемале он познакомился со своей первой женой – Ильдой Гадеа, политэмигранткой из Перу, членом левобуржуазной партии АПРА. Ильда оказала большое влияние на идейную эволюцию Че. И до Гватемалы Че был знаком с социалистической литературой (у него дома были книги Маркса, Бакунина, Кропоткина, Горького, Джека Лондона), Че был блестящим знатоком и толкователем Сартра. Но Ильда Гадеа быстро эволюционировала от апризма к марксизму. Подобную эволюцию претерпел под ее влиянием и Че.
Эмигрировав после поражения гватемальской революции в Мексику, Че работал там врачом. Там же, среди прочих политэмигрантов, он познакомился с кубинцами-кастристами, а затем – и с самим Фиделем Кастро и принял предложение участвовать в экспедиции на Кубу – для вооруженной борьбы с режимом Батисты.
К тому времени Че уже считал себя марксистом и коммунистом, а Фидель еще был типичным латиноамериканским буржуазным революционером. По собственному признанию, Кастро пробовал было одолеть "Капитал”, но сдался на 370 странице. Позже Ф. Кастро признается: "Че имел более зрелые, по сравнению со мной, революционные взгляды. В идеологическом, теоретическом плане он был более образован. По сравнению со мной он был более передовым революционером". Судя по всему, Че должен был показаться Фиделю "теоретиком" – знатоком Сартра и Маркса, и вызвать огромное уважение. Похоже, что Че сыграл выдающуюся роль в идейной эволюции Фиделя Кастро и "Движения 26 июля" вообще(4).
* * *
Сегодня и среди наших правых и среди наших левых модно ругать Фиделя Кастро: за развал экономики, за попрание демократии и прав человека, за тоталитаризм.
Все не так просто. Конечно, противники Ф. Кастро утверждают, что до революции 1959 г. экономика Кубы процветала. Но это полная чепуха. На Кубе процветала мафия – причем не своя даже, а североамериканская. Мафия превратила Гавану в один огромный “город развлечений”: в город игорных домов, пляжей, шикарных отелей, проституции, спиртного и наркотиков. Весь туристически-развлекательный бизнес на Кубе контролировался американской мафией. Кубинские власти были у мафии на содержании. Даже шикарные международные отели Гаваны были выстроены на деньги, которые – за взятки – были выделены их американским владельцам из кубинской казны. По острову рыскали банды мафиози, в задачу которых входило похищение девушек и принуждение их к занятию проституцией: степень эксплуатации в публичных домах Гаваны была так высока, что средний срок жизни проститутки не превышал семи лет – и “контингент” все время требовал обновления. Диктатор Батиста брал миллионные взятки и даже получил в виде “подношений” телефон из золота и ночной горшок из серебра.
Американские монополии на Кубе процветали. США контролировали почти 70% экономики Кубы (в т.ч. 90% горнодобывающей промышленности, 90% электрических и телефонных компаний, 80% коммунальных предприятий, 80% потребления горючего, 40% производства сахара-сырца и 50% всех посевов сахара). На самом деле североамериканский капитал обладал еще бo льшим влиянием, т.к. частично пользовался услугами подставных лиц – кубинцев (особенно часто к этому прибегала мафия). Прямые инвестиции США в экономику Кубы превысили в 1958 г. 1 млрд долл. (больше, чем в любую другую стану Латинской Америки, кроме Венесуэлы). Причем Куба ничего от этого не получала: 2/3 доходов выводились в США, а оставшиеся средства шли не на расширение производства, а на захват принадлежащих кубинцам предприятий и земли и на взятки кубинским чиновникам с целью уклонения от налогов. Срок окупаемости американских инвестиций в стране не превышал 3–5 лет (прибыль составляла от 20 до 40 центов на один вложенный доллар).
При этом США методически и целенаправленно подрывали собственную кубинскую экономику: в 40-х гг. они спровоцировали кризис в кубинской табачной промышленности (перейдя на закупки манильского табака – ниже качеством, но за бесценок) и в производстве спиртного (заменив кубинский ром пуэрториканским). США сознательно превращали Кубу в страну монокультуры (сахарного тростника), монопродукта (сахара) и монорынка (рынка США). Дело дошло до того, что американцы разорили производителей простейших продуктов – даже спички, бритвенные лезвия, домашние тапочки, электролампочки, мыло заводились на Кубу из США. Завышая цены на свои товары и занижая на кубинские, США только с 1950 по 1959 г. нанесли Кубе ущерб более чем на 1 млрд долл(5).
Сельское хозяйство Кубы – тропической страны, где “все растет само” и где можно снимать по несколько урожаев в год, – не вылезало из жесточайшего кризиса. Куба являлась крупнейшим импортером продовольствия из США, на импорт продовольствия расходовалось от 120 до 180 млн песо ежегодно (20–25% стоимости всего импорта) – в том числе ввозилось 60% зерновых и 72% говядины!(6) Земля на Кубе принадлежала латифундистам: 7,5% землевладельцев были хозяевами 46% обрабатываемых площадей(7) (причем 0,5% владели 36,1% земли(8)), а у 70% хозяйств было менее 12% земли. 200 тыс. крестьянских семей вообще земли не имели(9). В то же время в крупнейших латифундиях обрабатывалось лишь 10% земель, 90% были заброшены(10).
Безработица на Кубе десятилетиями держалась на уровне 30% населения, а в 1958 г. достигла 657 тыс. чел., или 40%(11), что в 2, а то и в 3 раза превышало уровень безработицы в западных странах в годы “великой депрессии” 1929–1932 гг. Причем в это число не включались сезонные безработные – а таких было 600 тыс. (65% сельскохозяйственных рабочих, они имели работу 3–4 месяца в году).
В отличие от ослепительной Гаваны, превращенной в рай для американских толстосумов, кубинская деревня так и застряла в средневековье. Специальная комиссия кубинского парламента констатировала, что “400 тысяч крестьянских семей прозябают и угасают, покинутые и отрезанные от остальной Кубы, без надежд и без путей к спасению”(12). 80% крестьянских домов представляли собой жалкие лачуги в крышей из пальмовых листьев и глиняным полом – точь-в-точь, как во времена Колумба. 50% населения было неграмотно, 64% детей школьного возраста не посещали школу, 86,4% сельского населения было лишено медицинской помощи, только 11% детей знало вкус молока, а мясо потребляло только 4% сельских жителей(13). Из 5,8 млн кубинцев 2,8 млн никогда в жизни не видели электролампочки, 3,5 млн ютились в бараках, трущобах и вышеописанных лачугах. 100 тыс. болело туберкулезом(14). Так выглядела “процветающая Куба” до Кастро.
Допустим, “восстановление демократии” – благая цель. Но восстановить можно только то, что уже было. А на Кубе демократия выглядела так: самый первый президент Кубы Т. Эстрада Пальма был “избран” в 1902 г. на этот пост коллегией выборщиков, тщательно отобранных американскими оккупационными войсками (причем Пальма был единственным кандидатом), в 1906 г. при помощи фальсификации он был “переизбран” (а вспыхнувшее восстание кубинцев подавила американская морская пехота). В 1906-1908 гг. Кубой фактически правил американский губернатор Ч. Мэгун, заложивший основы “славной кубинской демократической традиции” – необузданной коррупции (на создание одних только синекур для своих любимцев Мэгун растратил 13 млн песо). Следующий президент – Гомес – просто скупал голоса избирателей и прославился чудовищным казнокрадством (за что был прозван “акула Гомес”). Третья американская интервенция на Кубу (1912 г.) “подарила” кубинцам нового президента – Менокля. И следующий президент – А. Сайяс (1921–1925) – был совершенно декоративной фигурой, т.к. на самом деле в стране правил американский генерал Краудер, который даже сформировал кабинет министров (так и вошедший в историю под именем “кабинет Краудера”) и ознаменовал свое правление соглашением (за взятку) о предоставлении Кубе банком Моргана займа в 50 млн долл. на разорительных для кубинской экономики условиях. Затем была диктатура Мачадо, “тропического Муссолини” (1924–1933), прославившегося террором и изобретшего так и сохранившиеся до 1958 г. “поррос” (“эскадроны смерти”, тайно убивавшие и похищавшие противников режима и маскировавшие свои преступления под уголовные). В 1933 г. Мачадо был свергнут сержантом Фульхенсио Батистой – и с тех пор Батиста фактически стоял у власти: то лично, в результате сфальсифицированных выборов (1940–1944, 1952–1958), то за спинами своих ставленников.
Единственные неподтасованные выборы в истории Кубы прошли в 1944 г., в обстановке борьбы с фашизмом (Куба входила с антигитлеровскую коалицию) – и к власти тогда пришел лидер Кубинской революционной партии Р. Грау Сан-Мартин (Грау уже возглавлял 4 месяца Временное правительство – после свержения Мачадо – и был отстранен в январе 1934 г. от власти Батистой за “радикализм”). Честные выборы оказались не лучше мошеннических: правительством Грау было мгновенно куплено американцами, не выполнило ни одного своего обещания и развернуло кровавый террор, сравнимый с террором времен Мачадо.
Представительная демократия на Кубе обернулась тотальной и наглой коррупцией, сращиванием мафии с государственными институтами, всеми буржуазными партиями и профсоюзами (лидер “желтых” профсоюзов Э. Мухаль за короткий срок сколотил состояние в 4 млн песо), попранием национального достоинства, нищетой и террором для рядовых граждан (только за последние 7 лет правления Батисты было открыто убито режимом 20 тыс. человек – не считая жертв “поррос”).
Стоит ли после этого удивляться, что когда в 1960 г. Ф. Кастро заговорил на массовом митинге о всеобщих выборах, митинг, к смущению Кастро, вдруг начал скандировать: “Нам не надо выборов! Нам не надо выборов!” Кастро, тогда еще буржуазный революционер, искренне стремился к таким выборам: это легитимизировало бы его режим в глазах соседей, а в своей победе на выборах и он, и все остальные (и друзья, и враги) были уверены на сто процентов: популярность Кастро и его “барбудос”(15) была невероятной. Но для рядовых кубинцев представительная демократия означала: ложь, фальсификация, коррупция, террор.
И никаких партий на Кубе Кастро не запрещал. Буржуазные политики сами свернули в 1959–1961 гг. свою деятельность на острове и подались в эмиграцию, обнаружив, что никто по привычным им правилам играть не хочет. Некоторые, правда, ушли с оружием в руках в горы – по примеру самого Кастро. А три оставшиеся партии, участвовавшие в борьбе с режимом Батисты, сочли за лучшее в 1961 г. объединиться.
Нелепо вешать на Кастро всех собак. Он попал в историческую ловушку. Не он создал Кубу страной монокультуры без энергоресурсов – и, следовательно, зависимой от других стран (если не США, то СССР). Не он ввел режим революционной диктатуры – он лишь пошел на поводу у масс. Уж точно он не несет ответственности за то, что не смог построить социализм в отсутствие социалистического способа производства: никому это не удалось – и не только на маленькой нищей Кубе, но и в большом богатом СССР. А то, что при Кастро на Кубе все грамотны, медицина на уровне лучших европейских образцов, нет умирающих от голода детей и – в отличие от времен Батисты – никто не громит университетские лаборатории, филармонический оркестр и балет Алисии Алонсо – это чистая правда. И нет никаких гарантий, что падение Кастро превратит Кубу во вторую Южную Корею, а не во второе Гаити.
* * *
Следующий период жизни Че широко известен. Че участвует в высадке с "Гранмы", сражается в горах Сьерра-Маэстра (и одновременно выступает в роли врача), дважды ранен, получает в 1957 г. звание майора (команданте) – высшее в Повстанческой армии, во главе Восьмой колонны повстанцев проходит с боями половину острова и открывает второй фронт в горах Эскамбрая. 1 января 1959 г. бойцы Че берут штурмом город Санта-Клара и открывают повстанцам путь на Гавану. 2 января колонна Че входит в Гавану. Он назначается комендантом крепости Кабанья, "ворот Гаваны", специальным декретом провозглашается гражданином Кубы с правами урожденного кубинца (второй случай за всю историю страны!). Он разводится с приехавшей на Кубу Ильдой и женится на партизанке Алеиде Марч (этот брак принесет Че четырех детей). Назначается начальником департамента промышленности Национального института аграрной реформы, становится одним из трех "отцов" аграрной реформы на Кубе, затем – назначается директором Национального банка Кубы.
В 1961 г., в дни агрессии на Плайя-Хирон, Че назначается командующим войсками в провинции Пинар-дель-Рио. В 1962 он - член Секретариата и Экономической комиссии ОРО, в 1963-м – член ЦК, Политбюро и Секретариата ЕПСРК. Одновременно Че поручают важнейшие внешнеполитические задания: он устанавливает экономические отношения Кубы с СССР, КНР и другими странами "восточного лагеря", неоднократно объезжает страны "третьего мира", укрепляя в нем влияние Кубы, ведет переговоры с президентами Бразилии и Аргентины, представляет Кубу в ООН (в Нью-Йорке и в Женеве), на конференции Межамериканского экономического совета в Пунта-дель-Эсте...
Че, оставаясь как бы в тени Фиделя Кастро, становится подлинным теоретиком Кубинской революции, методично сдвигающим "Движение 26 июля” на марксистские позиции - пока, после американской агрессии 1961 г. на Плайя-Хирон, Кастро не решает, что теперь терять уже нечего, и провозглашает Кубинскую революцию "социалистической". Сам Че в этот период углубленно изучает классические произведения марксизма – и одновременно знакомится с практикой "реального социализма". Но ни югославский, ни советский "реальный социализм" не вызывают у него восхищения – они кажутся Че "слишком капиталистическими". О Югославии это можно сказать прямо, но от позиции СССР зависит, возможно, существование самой Кубы – и Че вынужден вести себя осторожно. Может быть, именно по этой причине, хотя на Кубе изданы двухтомник(16) и девятитомник(17) работ Че, сами кубинцы признают, что многое из написанного им еще не опубликовано. Сегодня, когда СССР уже нет, эта причина, надо думать, отпала. Однако и выступление Че на II Экономическом семинаре афро-азиатской солидарности в Алжире (24 февраля 1965 г.)(18), где он обвинил "социалистические страны" в "империалистической эксплуатации" стран "третьего мира", ясно свидетельствует о направлении развития его взглядов. Судя по опубликованной теоретической работе Че "Социализм и личность на Кубе" (1964)(19), Че оказался перед выбором: либо заявить, как наши советские "реформаторы" эпохи Горбачева, что классики ошибались и социализм – вовсе не бестоварное, бесклассовое и безгосударственное общественное устройство, либо признать правоту классиков – и, судя по работе, Че склонялся ко второму. Но это означало, что Че со временем неизбежно должен был прийти к выводу, что "реальный социализм" – вовсе не социализм. Может, так бы и случилось, но времени этого у него уже не было – в марте или апреле 1965 г. он, "человек № 3" (или даже "№ 2") на Кубе, исчезает с острова, чтобы в ноябре 1966 появиться в Боливии. Но уже одно это – создание партизанского очага в Боливии с целью инициировать континентальную революцию – свидетельство полного недоверия к СССР: ведь если в СССР все правильно и Куба тоже пойдет по этому пути – зачем торопиться устраивать континентальную революцию? Достаточно перенимать советский опыт и, сидя на высоких постах, превращать (на советские деньги) Кубу в "витрину реального социализма" в Латинской Америке, в пример другим странам.
* * *
Период с весны 1965 по осень 1966 г. – самый темный в жизни Че. Существует много версий, где он был в это время. Лучше других подкреплены четыре: конголезская, бразильская, парагвайская и аргентинская. В Бразилии, Аргентине и Парагвае Че, видимо, присматривается к местам возможной герильи, а в Бразилии еще и изучает изменившуюся – очень неудачно для Кубы – обстановку после реакционного переворота в апреле 1964 г. В Конго(20) Че – вместе с другими кубинцами – сражался в джунглях вместе с отрядами Лорана-Дезире Кабилы (сторонника Пьера Мулеле, наследника Лумумбы) и, в конце концов, потребовал от Фиделя отозвать всех кубинцев из Конго (мотивировав это тем, что бойцы Кабилы по развитию не вышли из родоплеменных отношений и ни о какой социалистической революции в Конго не может быть и речи) – и Кастро послушался.
Судя по всему, "континентальная герилья" стала готовиться еще в 1962 г. – сразу после Карибского кризиса, когда кубинское руководство пришло к выводу, что СССР ведет себя не как "революционное государство", а как типичная империалистическая сверхдержава. Исходя из периодизации, которой пользуются авторы книги "Таня. Незабвенная партизанка" – люди, безусловно знающие, – к активным практическим действиям по организации "континентальной герильи" кубинцы приступили в 1963 г(21). Тогда уже была выбрана основная база "континентальной герильи" – Боливия.
* * *
Подготовительная работа по созданию базы в Боливии была возложена на двух человек, чьи имена сегодня тоже стали легендой латиноамериканской герильи – Инти и Таню.
Настоящее имя Инти – Гидо Альваро Передо Лейге. Он был одним из руководителей организации Коммунистическая молодежь Боливии, затем – секретарем столичного обкома Компартии, членом ЦК. В 1963 г. к Инти приходит связной от Че – капитан Хосе Мария Мартинес Тамайо, ветеран Сьерра-Маэстры, инструктор гватемальских партизан, участник боев в Конго (в отряде Че он будет известен под именами "Рикардо", "Чинчу" и "Мбили", погибнет в бою). Инти и его брату Коко (Роберто Передо Лейге) вменяется в обязанность создать боливийскую группу поддержки кубинцев.
Задача по созданию городского подполья, информационному обеспечению и разведработе в правительственных сферах возложена на Таню. Настоящее имя Тани – Айде Тамара Бунке Бидер, она родилась 19 ноября 1937 г. в Аргентине, в семье немецких коммунистов Эрика и Нади Бунке, бежавших из Германии в 1935 г. В Аргентине родители Тани участвовали в подпольной борьбе, а в 1952 г. семья вернулась в Германию – в ГДР. Окончив в Аргентине с отличием школу, Таня поступила в ГДР сначала в Лейпцигский пединститут, а затем – в Берлинский университет им. Гумбольдта, на факультет философии и литературы. Яркая натура, в совершенстве владеющая испанским, немецким и русским языками (ее мать – родом из России), прекрасная певица, умеющая играть на фортепиано, гитаре, аккордеоне, спортсменка и балерина, Тамара Бунке знакомится в I960 г. с Че и при его помощи в 1961 г. приезжает вместе с Кубинским балетом в Сантьяго-де-Куба. Работает в департаменте просвещения, учится на факультете журналистики в Гаванском университете, а весной 1963 г. подключается к "континентальной герилье". Ее готовят по программе разведчика и в апреле 1964 г. забрасывают в Западную Европу – на пока не расшифрованную "подпольную работу". 16 ноября 1964 г. с фальшивыми документами на имя Лауры Гутьеррес Бауэр, аргентинки немецкого происхождения, Таня прибывает в Ла-Пас и "активизирует" группу Инти. Она устанавливает контакты в правительстве и в высших военных сферах (вплоть до министра внутренних дел и юстиции Антонио Аргедаса Мендиеты, пресс-секретаря президента Гонсало Лопеса Муньоса и самого президента Рене Баррьентоса Ортуньо), совершает – под видом этнографической экспедиции – поездки по всей стране, устраивает даже выставку индейского традиционного костюма. Свои поездки в отдаленные районы она объясняет интересом к индейским народным песням (и после гибели Тани выяснится, что она действительно собрала уникальную коллекцию индейского фольклора). Таня начинает работать на радио г. Санта-Крус и позже воспользуется этой работой для радиосвязи с отрядом Че.
В истории организации базы в Боливии до сих пор много нераскрытого. Неизвестно, например, какое задание выполнял леворадикальный теоретик француз Режи Дебре, автор труда по революционной герилье “Революция в революции?”(22). В 1963–1964 гг. он объехал пол-Боливии вместе с венесуэлкой Элисабет Бургос (причем Бургос осталась в Ла-Пасе, поступив на работу в секретариат министерства горнорудной и нефтяной промышленности) Р. Дебре вновь возникнет в Боливии в 1967 г. – в отряде Че (под именами "Француз" и "Дантон"), попадет в плен и будет осужден на 30 лет заключения.
* * *
1 января 1966 г. начнется заключительный этап боливийской эпопеи. В Ла-Пас прибывает Рикардо с подробными инструкциями, в долине Ньянкауасу приобретается ферма "Каламина" – будущая база для лагеря, начинают прибывать бойцы. Наконец, под видом уругвайского коммерсанта Адольфо Мены Гонсалеса появляется и сам Че – бритый, седой, с залысинами, в очках, совершенно неузнаваемый. Повстанцы прибывают в "Каламину", организуют неподалеку в джунглях лагерь, вступают в контакты с местными оппозиционными силами – с КПБ (в лагерь даже приезжают Первый секретарь ЦК КПБ Марио Монхе, впрочем, разошедшийся с Че во взглядах на герилью), с шахтерским лидером-леваком Мойсесом Геварой Родригесом, с руководителем Рабочего центра, лидером Левой национально-революционной партии (ПРИН) и бывшим вице-президентом страны Хуаном Лечином Окендо, с Национальным революционным движением (МНР) свергнутого президента Виктора Паса Эстенсоро. ПРИН и Мойсес Гевара обещали помочь. МНР запретила своим членам вступать в отряд.
Отряд из 24 человек закладывает запасные тайники, отправляется в тренировочный поход (крайне неудачный: со случайными жертвами и неприятным открытием, что местность не соответствует картам). Мойсес Гевара приводит своих людей – и Че с ужасом обнаруживает, что это совершенно люмпенская публика: двое тут же дезертируют (а один из них, как впоследствии оказалось, и вовсе был полицейским агентом), четверых других приходится разоружить, лишить звания партизана и затем всюду таскать за собой, как обузу. Прибывают – в соответствии с "континентальным" замыслом – перуанцы и аргентинец. Но Тане, которую видели дезертиры, возвращаться в Ла-Пас уже нельзя – и рушится вся городская сеть поддержки, замкнутая на нее. Тем временем 20 марта 1967 г. военные совершают налет на "Каламину" (заподозрив, что там производят или хранят наркотики – и, следовательно, есть чем поживиться) боец-боливиец "Лоро" (Хорхе Васкес Вианья Мачикадо), и прежде отличавшийся недисциплинированностью, выстрелом из засады убивает солдата. Отряд преждевременно обнаружен. Это начало конца. Герильерос вместе с гостями вынуждены уйти в джунгли, теперь невозможно даже послать людей, как планировалось, в Ла-Пас, в Перу, Аргентину и на Кубу. Правительство бросает против неизвестно откуда взявшихся партизан регулярные части. В пяти провинциях объявлено военное положение. Баррьентос заливает джунгли напалмом, запрашивает и получает срочную военную и техническую помощь от США. А отряд Че кружит по незнакомой местности, теряет в стычках с правительственными войсками людей, безуспешно пытается привлечь на свою сторону местное население (в большинстве даже не понимающее партизан: индейцы в этой части страны не говорят не только по-испански, но даже и на известном боливийским членом отряда языке кечуа – местные жители говорят на аймара и гуарани). Отряд один за другим теряет тайники и склады, оказывается без медикаментов (что для Че с его астмой и туберкулезом легкого, которым он заразился в Сьерра-Маэстре, – пытка) 17 апреля Че разбивает отряд на две группы: одну под своим командованием, другую (из 13 человек, в их числе 4 разжалованных боливийца) – под командованием "Хоакина" (майор Вило Акунья Нуньес, герой Сьерра-Маэстры, начальник школы коммандос в Матансасе, член ЦК КПК). Больше им встретиться не удастся. Группу Хоакина блокируют 4-я и 8-я дивизии боливийской армии, преследует авиация. 4 июля гибнет в бою "Маркос" (майор Антонио Санчес Диас), 9 августа – "Педро" (Антонио Фернандес – один из лидеров Коммунистической молодежи Боливии), а 31 августа в районе Камири, выданная местным крестьянином Онорато Рохасом, попадает в засаду и гибнет вся группа Хоакина, в том числе – Таня и Мойсес Гевара. Труп Тани под личным присмотром президента Баррьентоса увезен в неизвестном направлении. 8 октября в урочище Юро в бою был ранен и взят в плен и сам Че. 9 октября – с тем, чтобы избежать суда над всемирно известным революционером – Че был убит в селении Игера. О смерти его было сообщено на весь мир.
Группа “Моро” (Октавио де ла Консепсьон, ветеран Сьерра-Маэстры) из четырех человек приняла бой 12 октября на реке Миске и полностью погибла. Группа “Помбо” (капитан Гарри Вильегас, ветеран Конго) из 6 человек с боями, потеряв одного бойца, прорвалась на шоссе Санта-Крус – Кочабамба, была подобрана единомышленниками (масса людей бросилась спасать герильерос, едва узнав, что ими руководил "сам" Че Гевара) и скрылась. Трое кубинцев вернулись в Гавану, боливийцы – Инти и Дарио – остались продолжать борьбу. Инти погиб в бою, в Ла-Пасе, 9 марта 1969 г., Дарио (Давид Арьясоль) – 31 декабря 1969 г.
Вместе с Че в Боливии сражалось 17 кубинцев, многие из них занимали высокие посты (до замминистра), носили высшие в тогдашней кубинской армии звания (майор, капитан), четверо были членами ЦК. Только три бойца остались в живых...
* * *
Боливийская операция – словно учебник "КАК НЕ НАДО ДЕЛАТЬ ГЕРИЛЬЮ". Ошибка в выборе места базы: узкое ущелье Ньянкауасу – с отрывистыми склонами, мешающими маневру партизан, но хорошо проходимыми для армии; кишащая москитами, клещами и ядовитыми пауками сельва; полное несоответствие местности картам; отсутствие герильерос, знающих местные условия; расположение "Каламины” на краю джунглей (что делало ее легкой добычей врага); незнание местных языков; внешнее отличие герильерос (среди которых были даже мулаты) от крестьян-индейцев. Удаленность от шахтерских районов, где можно было рассчитывать на поддержку герильи. Ошибка в подборе местных кадров (люмпены Мойсеса Гевары). Отсутствие нормальной политической подготовки. Слабая дисциплина. Плохая боевая подготовка (в первом же походе два бойца утонули). Список можно продолжить. Все это ТАКТИЧЕСКИЕ ошибки, но их слишком много, чтобы поверить в случайность. Че ведь не просто теоретик герильи (его книга "Партизанская война" – такое же классическое пособие, как труды Мао и Во Нгуен Зиапа), он имел и огромный ПРАКТИЧЕСКИЙ опыт – опыт Сьерра-Маэстры и Эскамбрая.
Может быть только одно объяснение: первоначально кубинцы не планировали разворачивать боевые действия на территории Боливии. Они были намерены создать в Боливии именно БАЗУ "континентальной герильи" – где готовились бы бойцы, переправлявшиеся затем в соседние страны: в Перу, Аргентину (там уже шла вялая партизанская борьба) и в Парагвай. А оттуда, может быть, и дальше – в Колумбию и Венесуэлу (где шли партизанские войны). Это казалось в 1962–1963 гг. вполне возможным: последний президент боливийской революции 1952–1964 гг., давшей землю крестьянам и оружие рабочим, – Виктор Пас Эстенсоро – не стал бы, конечно, помогать Че, но вполне мог закрыть глаза на его деятельность и не мешать. Вице-президент Хуан Лечин неоднократно публично заявлял о поддержке Кубинской революции. Вообще неясно, зачем бы Че разворачивать герилью против ЛЕВОГО правительства, половина членов которого сочувствует марксизму? Да и сам Че в своей книге "Партизанская война" ясно говорит: "Там, где правительство пришло к власти посредством выборов..., и где сохраняется хотя бы видимость конституционной законности, – создание партизанского очага невозможно"(23). В крайнем случае Че мог рассчитывать на отход на территорию Бразилии, где у власти стояло прогрессивное правительство его личного друга президента Куадpocа.
Но в 1964 г. все вдруг меняется. 8 ноября В. Пас Эстенсоро свергнут генералом Баррьентосом, в апреле друг и наследник Куадроса – Жоао Гуларт – свергнут в результате заговора, организованного ЦРУ. В конце того же года, после гибели партизанского командира Хорхе Рикардо Массетти сходит на нет аргентинская герилья. В 1965 г. удается подавить крупнейший из очагов герильи в Перу, возглавлявшийся старым знакомым Че (еще по Мексике) "команданте Лучо” (Луисом де ла Пуэнте Оседа). И тут Че (или Кастро?) допускает роковую СТРАТЕГИЧЕСКУЮ ошибку: продолжает осуществлять прежний план, несмотря на изменившиеся обстоятельства. Конечно, запущенную машину трудно остановить, но именно это решение воплотить в жизнь старый план, лишь слегка подкорректировав его, – всех и погубило. Одна СТРАТЕГИЧЕСКАЯ ошибка потянула за собой другие: не было пропагандистского обеспечения герильи, подготовки к ней местного населения: не было ясного представления, на какие политические и социальные силы должна герилья опираться (отсюда – переговоры со всеми оппозиционными группами, в том числе и явно антикоммунистическими); попытка устроить "два, три... много Вьетнамов" была предпринята не там, где для этого были условия (Колумбия, Гватемала, Никарагуа), а там, где их явно не было (Боливия).
Сегодня ясно, что за стратегическими ошибками Че (Kacтpо?) стояли ТЕОРЕТИЧЕСКИЕ: неверное представление, что социалистическую революцию можно начать в стране, где нет не то что признаков нового – социалистического – способа производства, но даже задачи капиталистической революции не до конца решены; ошибочное представление о единообразии всей Латинской Америки и переоценка ее готовности к "континентальной революции"; недоверие к "городу" и восприятие – в духе Мао – партизанской войны как сугубо крестьянской; преувеличенное представление о значении субъективною фактора в революции (теория "очага” Че, "маленького мотора '' Кастро – что опять заставляет вспомнить о Мао).
* * *
Гибель отряда Че поставила в безвыходное положение лидеров Kубинской революции: фактически у них не осталось теперь иного пути, как следовать в фарватере советской политики – с неизб ежным тупиком в перспективе.
Но в то же время Че и его товарищи ценой своей жизни предостерегли многих революционеров от слепого копирования кубинского опыта, стимулировали творческий поиск в революционной теории и практике (латиноамериканская дискуссия 70-х гг. о соотношении вооруженных и невооруженных методов борьбы), спасли от ошибок партизан в других странах (сандинисты, например, сделали вывод о важности города в партизанской бopь6е – и завершающими ударами по Сомосе стали городские восстания). Че поднял o6paз PEBOЛЮЦИOНЕРА на небывалую в Латинской Америке высоту – высоту МОРАЛЬНОГО ВЕЛИЧИЯ. Лидеры левых военных режимов, пришедшие к власти в 1968 г. в Перу и в 1970 г. в Боливии, прямо говорили о своей эволюции под воздействием морального примера Че и других герильерос. О воздействии образа Че на бунтующую молодежь "образца 1968-го" знают все. Не было левой подпольной группы 70-х гг., а которой не находилось бы своей "герильеры" под псевдонимом "Таня" (вплоть до Патриции Хёрст – дочери американского газетного магната). Отряды имени Че воевали во Вьетнаме, Колумбии и Дофаре(24). Сравнение Че с Христом стало навязчивой темой.
* * *
Говорят, что над убийцами Че, Тани и Инти тяготеет проклятие – так же, как над Иудой, Иродом и Понтием Пилатом. Крестьянин Онорато Рохас был убит выстрелом в лицо в г. Санта-Крус в 1969 г. Капитан Марио Варгас, получивший за убийство Тани чин майора, вскоре сошел с ума. Младший офицер Марио Уэрта, охранявший взятого в плен Че, убит в 1970 г. Убийца Инти – Роберто Кинтамилья, назначенный боливийским консулом в Гамбурге, был застрелен там в 1971 г. Подполковник Андрес Селич Шон, издевавшийся над раненым и связанным Че, сам погиб под пытками во время допроса, арестованный по обвинению в заговоре против военного диктатора Боливии генерала Уго Бансера. Отдавший приказ убить Че президент Баррьентос погиб в подстроенной авиакатастрофе в 1969 г. Взявший в плен Че полковник Сентено Анайя (получил за Че генерала) застрелен в Париже в 1976 г. ...
* * *
Спустя 30 лет после гибели Че в мире началось то, чему западные журналисты дали корявое имя “Che-Boom Revival”(25). Выражение “Che-Boom Revival” до такой степени нехарактерно для сегодняшнего “постмодернистского” языка западной журналистики, так пахнет канцеляритом, что невольно возникает подозрение: не журналисты придумали это выражение. Им его, как говорил в таких случаях Горбачев, ПОДБРОСИЛИ.
К 30-летней годовщине сотнями посыпались статьи о Че и десятками – книги. В одной только Франции и только в октябре 1997 г. были изданы три новых книги о Че и переиздана одна “старая” – вышедшая в 1995 г. биография Че Гевары пера Жана Кормье. В Испании вышла в свет книга “Воспоминания кубинского бойца” Даниэля Аларкона Рамиреса, одного из трех кубинцев, оставшихся в живых в Боливии (в отряде Че он носил кличку “Бениньо”). В 1995 г. книга Бениньо “Выжившие из отряда Че” была опубликована во Франции, куда Бениньо эмигрировал за год до того. Многие журналы принялись печатать отрывки из книги Бениньо, а также из биографии Че “Жизнь революционера”, американского журналиста Йона Ли Андерсона, которая стала бестселлером в англоязычном мире.
В Испании, помимо книги Бениньо, за сентябрь-октябрь 1997 г. вышло 8 книг о Че – и, как писал журнал “Новое время”, “все объемистые, от 500 до 800 страниц в каждой”(26). В США в списки бестселлеров попала только что вышедшая книга Майкла Ратнера и Стивена Смита “Че Гевара и ФБР” (в которой, между прочим, авторы, получившие доступ к архивам спецслужб, сообщают, что ФБР – именно ФБР, а не ЦРУ! – завело досье на Че как на “врага США” еще в 1954 г.), в Латинской Америке – книга мексиканца Хорхе Кастанеды “Пламенная жизнь. Биография Че Гевары” (с ней соревнуется книга Пако Игнасио Тайбо “Эрнесто Гевара, известный также как Че”, уже переведенная на французский). В Боливии нарасхват идет книга Густаво Санчеса “Руки Гевары: легенда и быль”.
Сразу несколько режиссеров принялись снимать фильмы о Че Геваре. “Ярким событием мирового кино” назвала парижская “Либерасьон” фильм “Эрнесто Че Гевара” швейцарского режиссера Ришара Дэндо. В основу фильма Р. Дэндо положил “Боливийский дневник” Че Гевары и снял фильм от первого лица. В 1968 г. Р. Дэндо участвовал в знаменитой “Майской революции” в Париже – и с тех пор вынашивал идею создать фильм по “Боливийскому дневнику”.
В Аргентине независимо от Р. Дэндо Че Гевару в фильме “До полной победы!”(27) решил увековечить режиссер Хуан Карлос Десансо. На роль Че Гевары режиссер пригласил молодого кубинского актера Альфредо Васко, а на роль Фиделя Кастро – известного кубинского артиста Хорхе Перугоррия, прославившегося в роли диссидента в фильме “Клубника и шоколад” (сам фильм “До полной победы!” – совместный аргентино-испано-кубинский проект).
Еще один фильм о Че (с Антонио Бандерасом в главной роли) решил сделать на свои деньги Мик Джаггер из “Роллинг Стоунз”.
И еще один фильм о Че делается в Голливуде. В качестве основы для сценария взята книга Йона Ли Андерсона, а снимать фильм будет, как написал корреспондент “Комсомольской правды” Андрей Кабанников, “режиссер Крис Джеролмо, известный по фильму “ Миссисипи в огне”(28) . Впрочем, возможно, “Комсомольская правда” что-то путает, поскольку фильм “Миссисипи в огне” снимал вовсе не Джеролмо, а Алан Паркер...
Та же “Комсомолка” сообщила, что в Аргентине к 30-летию гибели Че выпущены почтовые марки с его изображением – и “в течение первого же дня около 18 тысяч почтовых марок ... были распроданы ... Каждая такая марка стоит 75 центов”(29).
В Лос-Анджелесе в январе 1998 г. с огромным успехом прошла выставка портретов Че Гевары – начиная от многочисленных плакатов (пригласительный билет на выставку представлял собой уменьшенную копию плаката Альфредо Ростгаарда 1970 г.) – и до фотографии католической монахини, вытатуировавшей портрет Че у себя на груди. Впрочем, татуированные портреты Че, видимо, входят в моду. Такую татуировку, например, нанес себе на плечо знаменитый Марадона(30).
Суперпопулярная рок-группа “Rage Against the Machine” (которая выступала у нас полтора года назад и была удостоена специального обругивания в “Московском комсомольце” за “идейно невыдержанные тексты”) поместила изображение Че на обложке своего последнего диска.
Несомненно, “Che-Boom Revival” был стимулирован и обнаружением летом 1997 г. останков Че Гевары кубинско-аргентинской экспедицией в селении Вальегранде в Боливии, где Че был застрелен и тайно захоронен в братской могиле под взлетно-посадочной полосой военного аэродрома. Кадры эксгумации тела Че обошли телеэкраны всего мира (их даже у нас показали – но, впрочем, не “первым экраном”).
После того, как останки Че и шести его товарищей были вывезены на Кубу и идентифицированы, их торжественно захоронили в Санта-Кларе, где созданы мавзолей и музей Че Гевары. Церемонии похорон предшествовала неделя национального траура. Сотни тысяч людей собрались вдоль дороги, по которой тело Че перевозили из Гаваны в Санта-Клару. На церемонию открытия мавзолея съехались тысячи видных представителей левой интеллигенции – не только из Латинской Америки, но и из Северной Америки (что для граждан США, например, грозит судебным преследованием), Европы, Африки и Азии. Церемония стала “событием № 1” в международных новостях (но не у нас: наше “свободное” TV церемонию, разумеется, замолчало). Мероприятия, посвященные памяти Че Гевары, состоялись в большинстве стран Латинской Америки – и даже в Боливии, несмотря на крайнее неудовольствие властей (осенью 1997 г. президентом Боливии стал бывший военный диктатор страны Уго Бансер, публично отзывавшийся о Че Геваре как об “агенте Москвы” и “слуге Сатаны”). Несколько тысяч человек съехалось в Вальегранде со всей Латинской Америки. Левые артисты устроили с 5 по 10 октября серию концертов, профессора читали лекции, прошли художественные выставки. Власти побоялись применить к иностранцам репрессии: среди участников были лауреаты Нобелевской премии и даже вдова бывшего президента Франции Миттерана Даниэль.
* * *
Казалось бы, Че, спустя 30 лет после смерти, не должен больше пугать своих идеологических противников. Трагедия в Ньянкауасу должна бы, по всем законам логики, стать на Западе предметом спокойного изучения историков. Как написал в “Ньюсуик” Брюс Лармер, “тридцать лет – срок достаточный, чтобы лишить антиимпериалистического тигра его клыков и когтей”(31).
Оказалось, ничего подобного! Только сейчас стало ясно, как продолжают ненавидеть Че его враги, как боятся его до сих пор. Боливийский генералитет выступил с заявлением, в котором церемонии памяти Че были названы “шоу, отмеченным недостатком патриотизма”. Срочно была создана ассоциация ветеранов, воевавших с Че Геварой. Генерал Рамиро Валенсуэла, командующий 6-й армейской дивизией, самой боеспособной частью боливийской армии, в публичном выступлении назвал Че “подрывным элементом, который хотел утвердить революционные порядки и ввергнуть Боливию и другие страны Латинской Америки в кровопролитие”. Генерал призвал почтить вместо памяти Че память более чем полусотни боливийских солдат, погибших в боях с партизанами Че, “ибо именно они были настоящими героями, защищавшими свободу и независимость Боливии”(32).
В Аргентине, Чили, Бразилии, Коста-Рике и Венесуэле мероприятия, посвященные памяти Че Гевары, пытались сорвать местные фашисты. Как оказалось, они действовали в соответствии со специальной инструкцией руководства ЦРУ, утвержденной 2 июня 1996 г. и доведенной до всех резидентур ЦРУ за рубежом. В инструкции указывалось, что “новое появление моды на Э. Гевару представляет угрозу национальным интересам Соединенных Штатов Америки”, и предписывалось “использовать все местные каналы и форпосты для проведения контрмер и контрпропаганды” с целью принизить и дискредитировать образ Че, причем разрешалось “пользоваться подотчетными наличными средствами, проходящими по другим оперативным направлениям, поскольку указанные экстраординарные расходы будут погашены штаб-квартирой в течение 2-х недель со дня предоставления отчета”(33).
Интересно проанализировать, какие формы приняла пропагандистская кампания против Че.
Одним из методов была попытка “дереволюционизировать” и “деидеологизировать” образ Че путем превращения его в объект “массовой культуры”, и, таким образом, СКИНУТЬ Че с пьедестала морального величия (говоря полублатным языком наших сегодняшних СМИ, “опустить”). Например, парижский журнал “Эвенеман дю жади” в одном из июльских номеров 1997 г. сделал Че Гевару “гвоздевой” темой. Журнал опубликовал подборку материалов о Че – довольно бездарную – и назвал ее “Че Гевара: тайны и ложь”(34). Уже в название была заложена задача “опустить” образ Че до “масскульта”. “Тайны и ложь” – это чрезвычайно популярная псевдопсихологическая киномелодрама Майка Ли, вышедшая в прокат в 1996 г. Содержание фильма сводится к тому, что главная героиня – негритянская девушка Ортенс узнает после смерти своей матери, что она была той удочерена, выясняет в органах опеки и попечительства, что ее настоящая мать – белая женщина из Англии, приезжает в Англию к своей непутевой мамаше, после чего все, обнявшись, ревут полфильма.
Показательно содержание подборки. Некий Роло Диес, аргентинский журналист, автор книги с экзотическим для Аргентины названием “Владимир Ильич против мундиров”, представлен статьей “Латиноамериканские левые: с Че, без оружия”(35), где старательно поясняется, что все планы и идеи Че провалились и везде партизанские движения потерпели поражение (“В Никарагуа, – злорадно уточняет Диес, – они выиграли войну, но проиграли на выборах”, а “в Колумбии поделили места и власть с наркокартелями и правительством”). Что же осталось от Че в Латинской Америке? По Диесу, только имя: в Аргентине союз Революционной троцкистской партии и Революционной народной армии стал называть себя Объединением имени Че Гевары, да в Мексике в штате Чиапас субкоманданте (то есть капитан) Маркос выступил как “реинкарнация Че в наши дни”, но и он “не в состоянии собрать континент под свои знамена”.
Другая статья подборки: некая Зоя Вальдес, эмигрировавшая с Кубы во Францию, сочинила текст под названием “Че и женщины”(36). Статья богато иллюстрирована фотографиями: вот Ильда Гадеа, первая жена Че, вот Че дает интервью Лизе Говард, американской журналистке (в тексте о ней – ни слова), вот Че в Париже в 1964 г., в окружении сияющих негритянских юношей и девушек (одна из них – с Че под ручку, в тексте о ней – опять-таки ни слова). Из статьи всякий желающий может очередной раз узнать, что Че был женат дважды: сначала на Ильде Гадеа, затем – на Алеиде Марч. Сверх того, от Зои Вальдес можно узнать, что половую жизнь Че начал в подростковом возрасте с уругвайской проституткой, что, оказывается, было типичным для подростков из богатых аргентинских семей. Вообще-то, Че был из НЕБОГАТОЙ семьи и уж точно о таких интимных подробностях своей биографии Зое Вальдес не рассказывал. Но поскольку Че умер, писать можно что угодно: ни подтвердить “открытия” Вальдес, ни опровергнуть их покойник не может. Удивительно, но про “проститутку из Уругвая” З. Вальдес знает, а про аргентинскую невесту Че “Чинчину” (Марию дель Кармен Ферейра) – нет. А ведь о Чинчине написано во всех биографиях Че. Далее из статьи выясняется, что Че “возможно, имел какое-то отношение к Лидии Доке, героине революции и товарищу по борьбе” (лихо закручено!), а также – что “много шептались о том, каково же содержание его отношений с Дельзой Пуэбла, другой героиней, сражавшейся в горах”, и, наконец, что “позднее, в Боливии, появилась загадочная Тамара Бунке, Герильера Таня”. Очень содержательная статья. Жаль, что в горах воевало так мало женщин-партизанок – негде разгуляться фантазии (а Вильму Эспин, как жену Рауля Кастро, З. Вальдес тронуть побоялась).
Еще статья. Дельфин Пера и Морис Найман. “Загадка по имени Таня”(37). Минимум информации. Максимум вопросов: кто же, дескать, такая Таня – шпионка? (если да, то чья – ГДР, КГБ?), революционный романтик? любимая женщина? Статья сопровождена фотографией: Таня в купальнике идет по берегу реки. Подпись: “Таня в Боливии, 1967. Какова была ее роль возле Че?”.
Словом, из подборки в “Эвенеман дю жади” каждый может узнать, что Че Гевара – это такой революционер, все планы которого провалились, который погиб в Боливии, состоял в интимных отношениях более чем с одной женщиной и общался с красивой и загадочной Таней. До Джеймса Бонда ему, конечно, далеко, но для аргентинца, видимо, неплохо.
Та же задача “опустить” Че решается журналом “Эвенеман дю жади” на обложке – “весомо, грубо, зримо”. Верхняя половина обложки (топ) посвящена Че, нижняя (даун) – “Кама-Сутре”. Вверху надпись: “Че Гевара: тайны и ложь”, внизу – “Непристойность возрастом в 1500 лет. “ Кама-Сутра” ” (“Scandaleux depuis 1500 ans. Le Ka ma Sutra”). Иллюстрировано это совмещение так: вверху – плохо нарисованный портрет Че (с самой знаменитой его фотографии – в берете со звездой), внизу – хорошо нарисованная парочка, занимающаяся l’amour croise (взаимным оральным сексом). Надо сильно ненавидеть и бояться давно умершего человека, чтобы действовать против него такими грубыми методами!
Другим методом пропагандистской кампании против Че стало дружное высмеивание в буржуазных СМИ образа Че, его борьбы и идей путем “доказательства” того, что все антикапиталистические и антирыночные идеи Че через 30 лет полностью себя исчерпали, а сам Че превратился в источник доходов для своих бывших товарищей, продающих его образ “оптом и в розницу” – в соответствии со “всепобеждающими законами рынка”.
Эта пропагандистская кампания (распространившаяся и на российские буржуазные СМИ) направлена сразу и против памяти Че, и против действующего кубинского режима. Это – попытка убить двух зайцев сразу.
Агентство “Ассошиейтед Пресс”, например, распространила полный желчи текст (у нас он был опубликован в газете “Капитал” под отнюдь не нейтральным заголовком “Куба продает Че Гевару оптом и в розницу”(38)), в котором в язвительных выражениях рассказывалось, что вся Куба завалена предметами с изображением Че: от плакатов и маек до наручных часов. “Образ Че Гевары – это товар, который идет нарасхват”, – злорадно заключалось в анонимном тексте AP. Общий смысл был таким: продали, дескать, продали кубинские товарищи свои социалистические идеалы и светлую память Че Гевары.
Просто теми же самыми словами и о том же самом (совпадают даже детали и речевые обороты) пишет Брук Лармер в “Ньюсуик” (у нас его статья напечатана в дочернем “Ньюсуику” журнале “Итоги”(39)). “Возвращение команданте, – пишет Б. Лармер, – это настоящий подарок судьбы для тех, кто делает деньги на имени Че... Власти Кубы, – с откровенной неприязнью добавляет он, – причислившие Че Гевару к лику святых, держатся на плаву лишь благодаря тому, что предали забвению многие социалистические принципы, которые покойник почитал незыблемыми...” И вновь – считая это, видимо, сильнейшим аргументом и против идей Че, и против кубинских властей – Б. Лармер пишет про майки: “У иностранцев нарасхват идут футболки с портретом Че Гевары и лозунгом “Лучше умереть стоя, чем жить на коленях!” по цене 13,95 доллара за штуку”. Впечатление такое, что “святость” образа Че можно гарантировать только изданием специального декрета Кастро, который бы запрещал иностранцам приезжать на Кубу и покупать там любые изображения Че. Понятно, что Кастро все-таки не такой дурак, как хотел бы того Брук Лармер.
Дружно буржуазные СМИ принялись – с едким сарказмом – писать о том, что дочери Че стали бороться “по всему миру” за авторские права на образ и имя Че, а фотограф Альберто Диас, автор самой знаменитой фотографии Че, требует теперь за перепечатку снимка 300 долларов и столько же за интервью(40).
У нас счел своим долгом попробовать высмеять образ Че и кубинские власти корреспондент РИА “Новости” Хуан Кобо (который к годовщине гибели Че подготовил целую серию материалов, направленных против Че и кубинского руководства). Х. Кобо сочинил довольно язвительный текст под заголовком “Кубинская туристическая фирма предлагает маршрут по местам деятельности Че Гевары”(41).
“Идеологически правильные” рассказы о том, как рынок ассимилировал образ Че, превратив его в источник доходов, иллюстрируются и боливийским материалом. Джошуа Хаммер из “Ньюсуик” с нескрываемым злорадством пишет: “Боливийские турагентства уже начали предлагать экскурсии по “тропе Че” с заездом на то место, где была братская могила, и в больничную прачечную, куда принесли труп команданте”(42). А в немецкой газете “Тагесшпигель” некий Карл Гёрделер опубликовал статью с красноречивым названием “Паломничество поколения 68-го года в Вальегранде”, в которой саркастически назвал посещение места смерти Че Гевары “революционным туризмом”. “Мертвый Че Гевара не может воскреснуть, – удовлетворенно пишет К. Гёрделер, – а представители поколения 68-го года, когда-то бывшие идеалистами, теперь чаще всего – добрые бюргеры, хорошо зарабатывающие, и они могут позволить себе дорогое путешествие”(43).
Впрочем, даже из враждебных Че публикаций удается выяснить, что не все так просто и однозначно. Например, в Боливии. Тот же Джошуа Хаммер – хотя и не без ерничества – но оказывается вынужден написать: “За тридцать лет Че Гевара стал предметом религиозного поклонения для пяти тысяч жителей этой затерянной в Андах деревни (Вальегранде. – А.Т.), а многочисленные легенды о последних днях Че делают этот культ еще более мистическим. “Это великий человек, – говорит Осинага (местный житель, работавший в госпитале Вальегранде в день убийства Че. – А.Т.). – Он бог” ... очень скоро революционер-марксист превратился в глазах местных жителей в Святого Эрнеста, небесного покровителя Вальегранде. Правый режим делал невозможными публичные церемонии в его честь, и потому заупокойные мессы служились тайно, тайно зажигались поминальные свечи, а местная молодежь, собираясь, читала многочисленные писания Че Гевары”(44).
Из изданий, не зависящих прямо от североамериканского капитала, можно узнать и кое-что сверх того: “...через 30 лет память об этом неординарном человеке хранят миллионы людей не только в Латинской Америке. О Че снимают кино, пишут книги, ему посвящают стихи и песни. А власти боливийского городка Валье-Гранде (так в тексте. – А.Т.) к тридцатилетию со дня смерти Че Гевары открыли музей его памяти. В музее собраны предметы одежды, которая была на партизанах отряда Че в день их ареста, оружие. Среди экспонатов – клочок волос Че Гевары, который, как утверждают местные жители, кому-то удалось срезать “на память” с густой шевелюры уже убитого революционера”(45).
Даже из статьи Б. Лармера можно понять, что дочери Че совершенно правы, когда борются за “копирайт” на его имя и образ: торговцы-буржуа (те, кого Че как раз и ненавидел) сколотили миллионы на имени и образе Че – в США, Великобритании, Швейцарии, Аргентине, Франции, Италии и других странах. Например, “кофе с ромовой “отдушкой” и портретом команданте на этикетке” продается в Хельсинки. “В прошлом году, – продолжает Б. Лармер, – некая британская фирма, желая подбавить мужественности своему “отлично охлаждающему пиву”, не смогла обойтись без Че и написала на ярлыке: “ Запрещено к вводу в США. Значит, стоящая вещь!”(46) .
В Швейцарии выпущены часы с портретом Че и надписью “Революция”(47). Во Франции “писком моды” стала туалетная вода “Че” с портретом команданте на коробке. Московский контркультурный журнал “Забриски Rider”, поместивший фотографию этого “шедевра”, устами главного редактора – рок-поэта Маргариты Пушкиной – заметил кратко, но зло и верно: “Так партизаны не пахнут”(48).
На знаменитой фотографии Че, сделанной Альберто Диасом, западными дельцами нажиты миллионы – из-за того, что Куба, оказавшись в экономической блокаде, установленной США, не могла защищать авторские права. Абсолютно прав Диас, выигравший недавно несколько судебных процессов у западных предпринимателей. Абсолютно правы дети Че, разделяющие убеждения своего отца(49), борющиеся сегодня за его имя и образ, за то, чтобы Че Гевара не ассоциировался у людей с пивными этикетками, как это происходит с неким Андреем Успенским из “Комсомолки”(50).
Дружная кампания высмеивания Че и кубинского режима в связи с “коммерциализацией” образа Че Гевары, затеянная именно буржуазными СМИ, выглядит и ханжеской, и нелогичной. Вот если бы это писали какие-нибудь анархисты или маоисты, полностью отрицающие рыночные отношения – тогда это выглядело бы, по меньшей мере, искренне и логично с точки зрения теоретической. Почему кубинское руководство и дети Че должны безропотно терпеть такое положение, при котором на имени и образе погибшего революционера наживаются его классовые, политические и идеологические враги, – непонятно. Сам Че, если бы он воскрес и узнал, что те самые гринго(51), которые убили его, теперь наживают на его популярности барыши, просто бы озверел.
Эта часть пропагандистской кампании против Че, возможно, нацелена не столько на самого Че, сколько на дискредитацию идей социализма и антиимпериализма вообще и, в первую очередь – на дискредитацию кубинского руководства. Филип Эйджи, бывший резидент ЦРУ, порвавший с этой организацией и ставший профессиональным разоблачителем тайных операций спецслужб, сообщил недавно, что американское руководство предпринимает экстраординарные усилия для того, чтобы свалить режим Кастро. С этой целью проводится не только антигеваристская пропагандистская кампания, но и предпринимаются меры давления на зарубежные фирмы, имеющие дела с Кубой. А в декабре 1996 г. даже имел место акт биологической войны против Кубы (распыление над территорией острова опасного сельскохозяйственного вредителя)(52).
Бывают, впрочем, и смешные “проколы”. Тот же Б. Лармер, потратив много сил на доказательство крушения “мифа Че” и на рассказы о том, что образ Че Гевары стал всего-навсего хорошим товаром на рынке, а друзья, товарищи по борьбе и даже дети Че предали его идеалы и все их усилия направлены только на получение барышей, вдруг допускает нелепую ошибку, взяв интервью не у того, у кого следовало: “До недавнего времени лицо Че появлялось лишь на майках да на стенах студенческих общежитий. Но вот Label, нью-йоркский молодежный “бутик”, выставил на продажу новую линию одежды, при моделировании которой были использованы мотивы военной формы Че, и она отлично расходится. “ В конце 90-х годов люди страдают от ощущения душевной пустоты и жаждут обретения идеалов, – объясняет 29-летний модельер Лаура Уайткомб. – Че отлично сочетается с этими умонастроениями”(53) . Вот, оказывается, что думают о “коммерциализации” образа Че люди, не занимающиеся пропагандистской войной.
Следующий метод прост и незамысловат. Выдумываются небылицы, делаются “открытия”, направленные на очернение памяти Че и его товарищей. Это классика пропагандистской войны – “серая пропаганда”: еще не прямая клевета, но уже абсолютная неправда. В этом же ряду – использование дискредитирующих клише и сомнительных отсылок к “здравому смыслу” или к якобы общепринятым положениям, которые на самом деле далеко не являются общепринятыми.
Один из ярких примеров – статья в журнале “Новое время” Хуана Кобо(54). Для начала Х. Кобо сообщает, что Хорхе Кастанеда, автор одной из новых биографий Че, пришел к якобы неопровержимому выводу, что Фидель Кастро мог спасти Че Гевару, когда отряд того был окружен и разгромлен в Боливии – достаточно было послать туда десант с “коммандос” и вывезти Че. Но Кастро якобы этого не захотел сделать, желая Че смерти. Всякий, кто знаком с реальными обстоятельствами боливийской эпопеи Че, знает, что это – бред. Не имея представления о точном местонахождении Че в боливийских джунглях, не имея тогда, в 1967 г., достаточного количества подготовленных для такой акции десантников, не имея на вооружении военно-транспортных самолетов дальней авиации (лететь по прямой – 5 тысяч километров через воздушное пространство четырех стран!), Кастро, конечно, не мог сделать ничего подобного. Можно при желании сесть и подсчитать, сколько тысяч (или десятков тысяч) “коммандос” потребовалось бы Кастро (учитывая, что против Че была задействована почти вся армия Боливии), сколько горючего понадобилось бы, какие аэродромы пришлось бы в Боливии то ли строить, то ли захватывать и затем удерживать (ведь надо было возвращаться), какими силами пришлось бы нейтрализовывать ПВО Колумбии, Перу, Бразилии и самой Боливии, какие силы были бы нужны для нейтрализации частей “рейнджеров” из США, оперировавших в Боливии, во сколько миллионов (миллиардов) долларов обошлась бы такая операция, но зачем? И без того очевидно, что это – бред.
Это не единственный бред, который транслирует для российской аудитории Х. Кобо. В той же статье он рекламирует “открытие” автора другой свежей биографии Че Пьера Калфона, согласно которому ““ достаточно было Кубе заплатить миллионный выкуп президенту Боливии за Че, и тот был бы спасен” ... Но Гавана молчала. И каратели убили своего пленника несколькими выстрелами в сердце”. Можно подумать, что Че Гевару держали в заключении годами, а не застрелили тут же, на скорую руку, без суда – на следующий день, сразу, как только президент Баррьентос и советники из ЦРУ получили доказательства того, что это действительно Че.
Х. Кобо, бывший когда-то заместителем главного редактора журнала “Латинская Америка” – специалист достаточно высокого класса, чтобы понимать, что все пропагандируемые им “открытия” – откровенная чушь. Зачем же он это делает? Ответ можно найти в той же статье: “Используя смутную ностальгию по нонконформизму, – пишет уже не от лица Х. Кастанеды и П. Калфона, а от своего собственного Х. Кобо, – которая распространена на Западе, потребительское общество коммерциализировало и тем самым нейтрализовало миф о Че, оставив от него лишь оболочку и превратив его в предмет купли-продажи: майки с изображением героического герильеро, плакаты с его романтическим силуэтом, пиво с его портретом на этикетке...”
Х. Кобо здесь выдает желаемое за действительное. Против того, кто безопасен, не разрабатывают в недрах сильнейшей в мире спецслужбы специальную пропагандистскую кампанию. Почему Че сегодня опасен Вашингтону, проговаривается (сам того не желая) другой наш автор, явно не питающий симпатий к Че – Игорь Варламов. Варламов упоминает о том, о чем молчат его коллеги из буржуазных СМИ, – о деятельности геваристских организаций в Латинской Америке. Он, в частности, признается, что Революционное движение им. Тупак Амару (МРТА), привлекшее к себе внимание захватом японского посольства в Лиме – именно геваристская организация, и даже оказывается вынужден написать: “Не может не вызывать уважения стойкость, с которой держатся боевики, считающие себя последователями Че, как последовательно отстаивают они свое требование освободить из тюрем соратников, отвергая ради их свободы предлагаемые варианты собственного спасения”(55).
Между прочим, МРТА – не единственная организация геваристов. Есть целый геваристский “интернационал” – и МРТА входит в него в качестве перуанской секции.
В своей статье И. Варламов, допустив описанный “прокол” с МРТА, придумывает много другого – такого, что относится к “серой пропаганде”. Вот пример: “Че был непреклонен – он, и только он, должен быть руководителем номер один всей вооруженной борьбы в Боливии... Че уже был вторым на Кубе, теперь ему надо было быть первым...” Между тем, всем специалистам хорошо известно, что решение Че не передоверять командование партизанским очагом местному коммунистическому руководству определялось, во-первых, континентальным характером планировавшейся герильи, а во-вторых, было следствием выводов, сделанных из конголезского опыта: Че пришел к простому и логичному решению, что руководить боевой деятельностью партизан должны не местные политики (в Конго они всё провалили), а СПЕЦИАЛИСТЫ – те, кто имеет опыт успешной герильи, во-первых, и не участвует в привычных политических играх (создание коалиций и т.п.) у себя в стране, во-вторых. Это объяснение на сегодняшний день – хрестоматийное, с ним согласны даже буржуазные исследователи, а совсем недавно его повторил для нашей аудитории Михаил Зинин в “Независимой газете”(56). Но у Варламова – другие задачи.
В той же статьи он напишет: “...жертвенность ... придала образу Че особую притягательность в глазах тех, кто в Латинской Америке вступает в борьбу, движимый искренним неприятием неравенства, но неизбежно заканчивает как уголовник или террорист, ибо экспроприация, захват заложников, любое другое вооруженное насилие, чинимое пусть даже и во имя благородных целей, но вопреки закону, в любом случае остается преступлением”. Это как раз ОТСЫЛКА К ЯКОБЫ ОБЩЕПРИЗНАННОМУ. На самом деле – этот тезис надо еще доказать, поскольку, по И. Варламову, получается, что полковник фон Штауффенберг, покушавшийся на Гитлера – уголовник и террорист, преступник, а вот сам Гитлер – не преступник, а ЗАКОННАЯ ВЛАСТЬ.
Таких примеров “серой пропаганды” можно привести десятки. В статье Б. Лармера(57), например, можно прочитать, что с 1968 г. на Кубе о Че молчали целых 15 лет. Хотя на острове выходили книги и фильмы о Че, были изданы два собрания его сочинений, центральную площадь столицы украшало грандиозных размеров полотно с изображением Че, а салют пионеров на Кубе звучал так: “Будем, как Че!”.
Еще пример. Инна Василькова печатает в “Известиях” целую статью, где рассказывает фантастическую историю, связанную с руками Че, отрубленными у него после смерти инструктором ЦРУ – как доказательство его гибели. Руки эти, как известно, передал на Кубу бежавший из Боливии министр внутренних дел Антонио Аргедас. Но в статье И. Васильковой сообщается, что все, дескать, было не так. Боливийские коммунисты привезли, дескать, руки Че в Москву, на Старую площадь, к ответственному сотруднику Международного отдела ЦК КПСС Игорю Рыбалкину. Но советское руководство не знало, что ему делать с этими руками, и передало их кубинцам. Редакция “Известий” связалась с И. Рыбалкиным, и тот честно сказал, что все это – бред. Тем не менее, “Известия” статью И. Васильковой напечатали(58).
Совсем замечательная история. В “Коммерсант-Daily” опубликовано интервью с Николаем Леоновым – известным латиноамериканистом, “бывшим замначальника разведки” (имеется в виду Первое Главное управление КГБ), генерал-лейтенантом в отставке. Автор интервью – Наталья Геворкян. Название сенсационное: “Как советский шпион вербовал Че Гевару”(59). Так вот, из интервью следует, что СОВЕТСКАЯ РАЗВЕДКА НИКОГДА НЕ ПЫТАЛАСЬ ЗАВЕРБОВАТЬ ЧЕ ГЕВАРУ! Вот так. Даже комментировать такое не хочется. Хочется только добавить, что Наталья Геворкян давно уже специализируется на “разоблачениях преступлений КГБ” – и по этому поводу незадолго до смерти П.А. Судоплатов бросил Н. Геворкян со страниц газеты “Патриот” публичный упрек, смысл коего состоял в том, что неприлично заниматься такими вещами человеку, который происходит из семьи кадровых работников КГБ (участвовавших в политических убийствах за рубежом) и сам был КГБ завербован(60).
Последний пример из этой серии. Уже упоминавшийся Х. Кобо опубликовал в “Московских новостях” статью о Че, выдержанную в довольно-таки пренебрежительном тоне, и в завершение ее написал такое: “Как известно, кто в молодости не был революционером – тот бездушный подлец; кто остался революционером в старости – дурак. Че уехал в Боливию, когда ему вот-вот должно было исполниться 40”(61). Намек ясен. Слово “дурак” произнесено.
Удивительно, но Х. Кобо – особый случай. Многие наши журналисты, долгие годы восхвалявшие Кубу, в начале 90-х в одночасье превратились из поклонников Че и Кастро в их обличителей по одной простой причине: их купили. Покупателем был недавно умерший лидер вооруженной кубинской оппозиции в Майами миллиардер Хорхе Мас Каноса (сколотивший, кстати, капитал на контрабанде оружия и наркотиков). Обо всем этом подробно рассказано в книге Андреса Оппенгеймера “Последние дни Фиделя Кастро”, вышедшей в свет в 1993 г. А. Оппенгеймер искренне был уверен, что режим Кастро действительно доживает последние дни – и потому причин скрывать, как Мас Каноса скупал в Москве журналистов, нет: победителей, известно, не судят. Оппенгеймер ошибся: режим Кастро не пал.
Зато из книги можно узнать много полезного о том, как убог, мелочен, рептилен и продажен московский журналист. Продавались Масу Каносе за сущие гроши: за поездку в Майами, за устройство сына в университет в США. Один журналист из “Известий” продался всего-навсего за подвесной лодочный мотор!
Х. Кобо среди этих людей нет. Х. Кобо из пропагандиста Че и Кастро превратился в их хулителя по причине совсем уже смешной и позорно балаганной: будучи заместителем главного в журнале “Латинская Америка”, он попытался скинуть главного редактора Серго Микояна и сесть на его место. Двухлетняя бурная война закончилась поражением Х. Кобо, хотя тот и прибегал к приемам, его, скажем так, совсем не украшающим (к распространению порочащих С. Микояна слухов, например). С. Микоян занимает прогеваристскую и прокубинскую позицию. Поэтому Кобо, естественно – враг Че и Кастро. Господи, и от подобных мелочных, шкурных, постыдных причин зависит теперь, чтo в нашей прессе пишется о таких людях, как Че! До чего же дошла наша журналистика, если позволено печатно рассуждать на страницах солидного еженедельника таким людям, как Х. Кобо, о том, был Че Гевара “дураком” или нет!
* * *
К буржуазным СМИ, выполнявшим “социальный заказ” (если не прямой заказ ЦРУ), присоединился в антигеваристской кампании, как ни прискорбно, и полуанархистский журнал “Наперекор” (выпускаемый крошечным тиражом в Москве группой анархистов и буржуазных радикалов – бывших членов ДС). В журнале была напечатана статья “Че Гевара. Вооруженный радикал на фоне народа”, принадлежащая перу бывшего лидера Конфедерации анархо-синдикалистов (КАС) Александра Шубина, благополучно поменявшего свои анархистские идеалы на хорошо оплачиваемое место советника вице-премьера Б. Немцова(62).
Мимикрируя под “врага капитализма”, Шубин в этой статье признает сквозь зубы, что Че Гевара был выдающимся революционером, крупным революционным теоретиком и вообще “Че не был банальным экстремистом”(63). Надо учесть, что “в узких кругах” А. Шубин известен своей патологической ненавистью к Че Геваре (за что с А. Шубиным в свое время отказались работать латиноамериканисты в Институте всеобщей истории РАН). Видимо, существовали серьезные причины, заставившие Шубина опубликовать статью против Че Гевары в анархистской прессе, раз ради этого Шубин принудил себя (либо его принудили) похвалить (пусть и сдержанно) столь ненавистного ему революционера.
Если оставить в стороне традиционные обвинения Че, Ф. Кастро, Кубинской революции и марксистов вообще в “тоталитаризме”, то основные мысли статьи Шубина сводятся к двум постулатам: Че был “плохим” потому, что, во-первых, не был сторонником ненасильственных действий, а во-вторых, был “централистом”. Якобы по этим же причинам Че и потерпел поражение. Дескать, “централизм” Че проистекал из его марксистского “догматизма” и был глубоко чужд народу (в данном случае – крестьянам, идеалом которых является “самоуправляемое самофинансируемое хозяйство”)(64). О том, что мелкое частное хозяйство капитализм терпит ровно столько, сколько ему это удобно (например, пока обилие мелких необъединенных сельскохозяйственных товаропроизводителей позволяет монополиям искусственно занижать цены на сельскохозяйственную продукцию и держать этих мелких частных собственников в нищете), Шубин, конечно, знает, но не пишет. “Самоуправление” же им вообще приплетается исключительно для одурачивания анархистской публики, поскольку при таком понимании термина “самоуправление” и автомобильная империя “Форд” становится самоуправляющейся – Фордами, естественно.
Особенно достается Че за “приверженность к насилию”. Шубин противопоставляет Че Геваре образ и идеи Ганди и придумывает нечто невообразимое: пытается все массовые антиимпериалистические движения 60-х гг., для которых Че был знаменем и едва ли не иконой, представить “гандистскими”, то есть ненасильственными, а увлечение ими образом и идеями Че – недоразумением. Шубин сообщает даже, что в 60-е гг. в США “освященное трагическими судьбами Ганди и М. Л. Кинга “второе рождение” массовых ненасильственных действий ... дало гораздо более зримый (чем методы Че. – А.Т.) результат”(65). Очевидно, это негритянские бунты с их десятками убитых, сотнями, если не тысячами раненых и сожженными кварталами были “массовыми ненасильственными действиями”! Очевидно, полный крах и деградация левых движений в США, рейганизм и последующее мещанское болото клинтоновского либерализма являются для Шубина “более зримым результатом”, чем ликвидация капитализма на Кубе!
Походя в статье Шубин навалил целую кучу передергиваний и даже прямой клеветы. То Че “игнорирует” такую проблему, как “разложение правительственной армии” (хотя Че был первым марксистским теоретиком, специально занимавшимся этим вопросом), то “Сендеро Луминосо” провозглашается геваристским движением (хотя геваристы в Перу – это МРТА, а “Сендеро Луминосо” – маоисты), то сандинисты оказываются виноваты в “продовольственной диктатуре, вытеснении политических оппонентов из сферы власти, попытке решительной интеграции национально-культурных меньшинств” – и это, по Шубину, “не дало Никарагуа ни мира, ни процветания”(66). Хотя Шубин прекрасно знает, что США руками ЦРУ развернули против Никарагуа необъявленную войну, набрали 30-тысячную армию “контрас” (крупнейшая армия вторжения в Латинской Америке, когда-либо навербованная США!), оперировавших с территории сопредельных Никарагуа государств и экипированных американским оружием на деньги, полученные ЦРУ от контрабанды наркотиков (скандал “Иран–контрас”), организовали экономическую блокаду Никарагуа и даже постоянно устраивали прямые акты агрессии в отношении Никарагуа (минирование американскими катерами никарагуанских портов и торпедные атаки на них, авианалеты на гражданские объекты в Никарагуа и т.д. – что позднее открыто признавали в США, вплоть до Конгресса)(67). Что же касается “попыток решительной интеграции национально-культурных меньшинств”, то под этим “страшным” обвинением Шубин замаскировал кампанию сандинистских властей по переселению из пограничных труднодоступных болотных районов части индейцев мискито, которых ЦРУ, пользуясь их крайней отсталостью и поголовным незнанием испанского языка, успешно использовало в качестве “пушечного мяса” в своей войне против сандинистов. Когда сандинисты обнаружили, что переселенные индейцы, хотя их поселили в специально построенных для них образцово-показательных деревнях (сооруженных по последнему слову сельской архитектуры, экологии, санитарии, агрономической и прочей науки), хотят вернуться на свою землю, – они пошли навстречу индейцам и вернули их домой. Не сандинисты устроили в Никарагуа гражданскую войну в начале 80-х – спустя несколько лет после победы Сандинистской революции. Эту войну начали США силами ЦРУ. Нигде в мире никто и никогда не смог дать своей стране “мир и процветание” в условиях гражданской войны. Обвиняя в отсутствии “мира и процветания” геваристов-сандинистов, Шубин оправдывает ЦРУ. Замечательная эволюция для бывшего анархиста – стать адвокатом ЦРУ!
Четыре члена редакции журнала “Наперекор”, правда, отмежевались от одной из идей Шубина: они написали в специальном комментарии к его статье о праве угнетенных на вооруженное сопротивление, на насилие. Лично мне, конечно, было приятно читать этот комментарий, поскольку в нем дословно повторялась моя аргументация права на революционного насилия из хорошо известной авторам комментария статьи “Расистские предрассудки под маской либерализма”(68). Но сам факт публикации откровенно контрреволюционной статьи А. Шубина в анархистском издании и то, что члены редакции в своем комментарии солидаризовались с “отношением автора (А. Шубина. – А.Т.) к герою статьи (то есть к Че Геваре. – А.Т.), равно как и к идеям тоталитарного большевистского авангардизма и централизма” (то есть к идеям Че Гевары), полностью обесценили “более радикальную позицию” “наперекоровской” “банды четырех”. Так анархисты (в какой уже, к сожалению, раз!) оказались “в обозе контрреволюции”.
* * *
Как раз реакция российской прессы на 30-ю годовщину гибели Че ярко продемонстрировала, что никакого “единого информационного пространства” в России УЖЕ НЕТ. Буржуазная пресса, ориентированная на правительство и/или на западный капитал, откровенно играла против Че. Те немногие издания “мейнстрима”, которые пытались “сидеть между двух стульев”, напечатали статьи чисто информативного характера, стараясь не очернять, но и не хвалить Че Гевару. Издания такие можно пересчитать по пальцам одной руки, потому и материалов такого рода оказалось очень мало. Правда, они были самыми интересными с точки зрения накопления новой информации и приращения научного знания.
Больше других для этого сделал известный латиноамериканист Карэн Хачатуров. В одной из статей он рассказал о том, как при его посредничестве попали в СССР, а затем на Кубу материалы закрытого судебного процесса над А. Аргедасом, бывшим министром внутренних дел Боливии, передавшим кубинцам дневник Че Гевары(69). В другой статье, прямо приуроченной к 30-летию гибели Че, К. Хачатуров сдержанно и без всяких идеологических истерик рассказал – с привлечением свежих, недавно рассекреченных материалов – о жизни и смерти Че Гевары(70). В той же “Независимой газете” была опубликована и статья Михаила Зинина, в которой подробно рассказывалось о конголезской эпопее Че(71). К этим публикациям можно добавить еще перепечатку из парижской “Либерасьон” в “За рубежом”(72). Правда, эта публикация была не столько об Эрнесто Че Геваре, сколько о фильме “Эрнесто Че Гевара”, представляя собой интервью с режиссером Ришаром Дэндо. Но и из этого материала можно узнать много нового и неожиданного. Например, Дэндо, тщательно собиравший материалы о своем герое и побывавший и в Аргентине, и в Боливии, и на Кубе (сам фильм снимался в основном в Боливии, на месте событий), рассказал, что беседовал с крестьянами в районе Ньянкауасу, очевидцами событий 1967 г. Крестьяне поведали ему, что первоначально, под воздействием правительственной пропаганды, они считали Че “бандитом”. Но после его гибели, когда они узнали, что Че был по профессии врачом (к врачам в боливийской глухомани испытывают почти священное уважение), а на Кубе занимал пост министра, от которого добровольно отказался, чтобы поехать в их страну и погибнуть там, отношение к Че резко изменилось. Как говорит Р. Дэндо, “Че стал легендой”. Из интервью можно узнать и другие детали, объясняющие, скажем, почему в Вальегранде Че ассоциировался с Христом и скоро стал считаться святым. Например, что “когда Че прибыл в эту деревню, он очень сильно страдал, так как не было лекарств против астмы, и он ехал верхом на осле”.
Что Че Гевара до сих пор – политически острая и болезненная тема, видно из того удивительного факта, что чем дальше от Кремля и центров компрадорского капитала, тем больше шансов прочитать о Че толковый и вдумчивый материал на русском языке. Скажем, ереванской русскоязычной газете нет нужды оглядываться на расстановку сил в московских коридорах власти. Поэтому именно в такой газете появляется большая, информативная и объективная статья о Че Геваре(73). Из этой статьи, написанной аргентинским собкором газеты, можно узнать немало такого, о чем ведущие московские газеты и журналы писать не хотят. Например, что сегодня плакаты с изображением Че висят в Аргентине на стенах у многих 15 – 17-летних юношей и девушек. Или что Че – “единственный из “командантес” Кастро, который допускал вольности в ношении военной формы, который жестоко наказывал провинившихся функционеров, который, узнав, что его семью “подкармливают” из специального пайка, запретил его выдачу, который не разрешал своей жене пользоваться служебной машиной даже в случае, когда ребенка надо было срочно отвезти в больницу...”
А вот еще пример из того же ряда: районная газета из Волгоградской области. Еще одна объективная статья о Че – и завершающий абзац очень толково объясняет, почему Че актуален, чем вызван пристальный интерес к его жизни и идеям, почему американский империализм до сих пор считает его опасным для себя: “В его жизни сплелись все больные вопросы века. Как бороться с несправедливостью и злом? Должно ли добро бороться против зла насильственными методами и не превращается ли оно при этом в свою противоположность? Это в области морали. В области практической политики вопрос звучит так: если нельзя бороться с несправедливостью и жестокостью с оружием в руках, то каков иной путь?”(74).
* * *
Разумеется, на 30-летие гибели Че Гевары откликнулась и оппозиционная пресса. В газете “Завтра” публикуется восторженная статья о Че с таким вот несколько неожиданным выводом: “Среди различных архетипов героя-воина есть два главных. Первый – воин, сражающийся против множества врагов и гибнущий под стенами родного города. Его помнят, но память эта – о прошлом, давно ушедшем. И есть второй – сильнейший тип – герой, уходящий в неизвестность, в поход, из которого не возврата... В сакральной традиции такой герой не умирает...”(75)
А “Правда-пять” публикует статью о Че министра иностранных дел Кубы Рауля Роа, знавшего Че еще с Мексики. В статье есть строки, показывающие, что не одно только ЦРУ склонно рассматривать Че как символ сопротивления “новому мировому порядку”, насаждаемому из Вашингтона: “Для интеллектуалов “третьего мира” Че может был архетипом революционного мыслителя, для коммунистов всей Земли – образцовым коммунистом и одновременно самым высоким в наше время олицетворением пролетарского интернационалиста... он считал своими революционные идеалы всех народов и был готов сражаться и умереть под их знаменами. Его прощальное письмо Фиделю и послание Конфедерации трех континентов (письмо с призывом создать “два, три, много Вьетнамов”. – А.Т.) представляют собой самое чистое и побуждающее к действию завещание революционера во всех концах Земли, нацеленным на совершение своей революции как неотъемлемой части революции мировой. Че с пугающей естественностью последовал тому, что проповедывал, и эпитафией ему могут служить его собственные пророческие слова – кредо революционера и призыв продолжать борьбу: “Все наши действия – боевой клич в войне против империализма, призыв к объединению народов для борьбы с крупнейшим врагом человечества – Соединенными Штатами Америки. Где бы нас ни застигла смерть, мы встретим ее без страха, лишь бы наш боевой клич был услышан чутким ухом и другая рука протянулась бы, чтобы сжать наше ружье, и голоса других людей поспешили бы слить скорбные песнопения с пулеметными очередями и новыми криками войны и победы”. И как сказал Фидель, говоря от имени всех, “ миллионы рук, вдохновленных примером Че, протянутся, чтобы сжать ружье”(76) .
В “Правде-пять” авторитет Че Гевары так неоспорим, что даже для объяснения особенностей судьбы, характера и поведения нынешнего президента Конго (бывшего Заира) Лорана-Дезире Кабилы, победившего наконец Мобуту, газета ссылается на мнение Че о Кабиле времен их совместной деятельности в Конго: “Ожиданий Че Гевары он (Кабила. – А.Т.) не оправдал: команданте заметил, что он, как и другие вожди, не любит показываться на передовой. “ Он целыми днями занимается только политическими интригами и слишком любит женщин и алкоголь” , – записывал в своем дневнике Че Гевара. Но тем не менее “ единственным, у кого есть подлинные качества вождя масс, – это Кабила”(77) .
С еще бo льшим пиететом написали о Че отечественные леваки. Даже анархо-экологисты из организации “Хранители Радуги” (которым полагается Че Гевару очень не любить как “представителя тоталитарного извращения социализма” – то есть, попросту говоря, марксиста) – и те опубликовали в своей газете статью, в которой каждая строчка дышит уважением к Че Геваре(78).
По оригинальному пути пошла газета “Патриот” – орган Народно-патриотического союза России. Она опубликовала статью своего спецкора в Италии Оливии Сканта, где, помимо рассказа о жизни и борьбе Че, содержалось подробное описание (со множеством впечатляющих фотографий) грандиозной для сегодняшней Италии (40-тысячной) молодежной манифестации, приуроченной к 30-летию гибели Че Гевары. Молодые люди с красными знаменами с портретами Че на них съехались в Венецию со всей Италии и представляли все левые организации страны, обычно друг с другом конфликтующие. Были представители Кубы, Чили и партизан-сапатистов из Мексики(79). Наши официальные СМИ об этой манифестации, разумеется, не обмолвились ни единым словом.
* * *
Не только множеством статей откликнулись на 30-летие гибели Че в России. До западного обвала книг дело не дошло, но одну книгу все же успели издать: биографию Че, написанную Жаном Кормье (на титульном листе в соавторы записаны дочь Че Ильдита и Альберто Гранадо, друг детства Че)(80).
Наверное, хорошо, что хоть одна книга о Че вышла в России к 30-летию его гибели. Но, боже мой, почему это должна быть именно книга Кормье, довольно средняя по своим литературным и научным качествам? Она же в подметки не годится книге нашего знаменитейшего латиноамериканиста и легендарного разведчика Иосифа Ромуальдовича Григулевича, дважды выходившей (под псевдонимом “И. Лаврецкий”) в “ЖЗЛ” в 70-е гг.! Я не говорю уже о чудовищном переводе с французского, сделанным каким-то (или какой-то) В. Сидоренко, переводе, настолько корявом, что возникает подозрение, что он производился при помощи компьютерного переводчика, переводе, где все имена собственные и топонимы перевраны – в том числе и французские, вплоть до того, что вместо Дебре пишется “Дебрэй” (хотя тот – ученый с мировым именем и бывший советник по международным делам президента Миттерана), а знаменитая парижская церковь Сен-Сюльпис пишется как “Сен-Сюлпис”!
* * *
Нетрудно понять, почему погибший 30 лет назад партизан стал сегодня объектом специальной операции ЦРУ и объектом травли проамериканской mass media. Нетрудно понять, почему он превратился сегодня в знамя революционных сил во всем мире – включая и Россию (отечественные леваки уже третий год митингуют в Петербурге, Воронеже, Самаре, Липецке и Краснодаре под знаменами с портретом Че; колонну радикалов на демонстрации 7 ноября 1997 г. в Москве, скандировавшую “Ленин – Сталин – Че Гевара!”, показало даже пропрезидентское телевидение).
Во-первых, сегодня, в эпоху ГЛОБАЛИЗАЦИИ капитализма, создания ЕДИНОГО МИРОВОГО КАПИТАЛИСТИЧЕСКОГО РЫНКА и ГЛОБАЛЬНЫХ СТРУКТУР ПОЛИТИЧЕСКОГО УПРАВЛЕНИЯ, как никогда раньше становится актуальным понимание Че революции как ГЛОБАЛЬНОГО, МИРОВОГО процесса. Причем Че понимал мировую революцию не как некий абстрактный процесс (подобное теоретизирование давно уже Запад не пугает), а как тактику конкретного ВООРУЖЕННОГО сопротивления империализму СРАЗУ ВО МНОГИХ ТОЧКАХ (“два, три, много Вьетнамов”) – с координацией действий всех узлов сопротивления между собой. Такую тактику борьбы против американского империализма еще никто не пробовал (руководство КПСС отнеслось к этой идее Че резко отрицательно, сочтя ее, по безграмотности, “троцкизмом” и новым вариантом теории “перманентной революции”, из чего можно сделать вывод, что самого Троцкого в верхушке КПСС никто не читал; дело дошло до того, что после гибели Че даже некролог в советской прессе пришлось долго “пробивать” и согласовывать в ЦК каждое слово(81)). Зато хорошо известно (правда, не у нас в стране), что в эту доктрину Че внимательно вник Збигнев Бжезинский – и в период своего пребывания на посту советника президента США по национальной безопасности он заложил в американский внешнеполитический курс именно эту тактику (“два, три, много Вьетнамов”), но уже обратив ее против СССР. И в отношении СССР эта “доктрина Че” удачно сработала! Чтобы увидеть, что эта часть пресловутой “доктрины Бжезинского” является калькой “доктрины Че”, достаточно прочитать книгу Збигнева Бжезинского “План игры: геостратегические рамки советско-американского соперничества”, вышедшую в свет в 1986 г.
Напрашивается мысль: если против СССР это успешно сработало, почему не может сработать и против США?
Во-вторых, Че Гевара был первым марксистским теоретиком, который реально осознал существование проблемы “Север – Юг” (за 20 лет до того, как ее заметило и признало “мировое сообщество”!).
Говоря иначе, Че первым поставил с марксистских позиций вопрос о противоречии интересов “капиталистической метрополии” и “капиталистической периферии”, о том, что “метрополия” (“первый мир”) выступает в качестве КОЛЛЕКТИВНОГО ЭКСПЛУАТАТОРА по отношению к “периферии” (“третьему миру”). Это было сделано в то время, когда советская пропаганда заученно повторяла, что “основное противоречие современности – противоречие между мировой системой капитализма и мировой системой социализма”, не замечая, что такой вывод исключает КЛАССОВЫЙ АНАЛИЗ и потому для марксизма – нонсенс, и не подозревая, что пройдет три десятка лет – и СССР сам превратится в набор стран “капиталистической периферии” (“третьего мира”). Говоря грубо, Че объяснил, почему США являются ОБЪЕКТИВНЫМ ВРАГОМ народов “третьего мира”, и указал, что “третий мир” МОЖНО И НУЖНО “натравить” на США. Естественно, в Белом доме заинтересованы в дискредитации образа Че и его идей.
В-третьих, Че первым в марксистской традиции стал рассматривать (опираясь на латиноамериканскую конкретику) АРМИЮ буржуазного государства как АГЕНТА ИМПЕРИАЛИЗМА в странах “третьего мира”. В отличие от классических армий буржуазных государств, армии в Латинской Америке – армии КАДРОВЫЕ, ПРОФЕССИОНАЛЬНЫЕ, НАЕМНЫЕ – действительно оказались САМОСТОЯТЕЛЬНОЙ политической силой, зачастую более зависимой от Вашингтона, чем от местных правящих классов, слоев и клик.
Общая тенденция в западном мире сегодня – перевод ВСЕХ армий на профессиональную основу, превращение их в ВОЕННЫЕ КАСТЫ, сословия специалистов, обученных убивать при помощи оружия, основанного на высоких технологиях. Это значит, что классическое предсказание Энгельса (зафиксированное в “Анти-Дюринге” и оправдавшееся в 1917 г.), что власть буржуазии будет свергнута наемными работниками, вооруженными САМОЙ БУРЖУАЗИЕЙ (по случаю войны), сегодня – и тем более завтра – уже “не работает”. Опасность Че для Вашингтона еще и в том, что Че специально занимался (опираясь на опыт Кубы) такой проблемой, как ДЕЗОРГАНИЗАЦИЯ АРМИИ ПУТЕМ ДЛИТЕЛЬНОЙ ВООРУЖЕННОЙ ПАРТИЗАНСКОЙ БОРЬБЫ.
И, наконец, Че опасен как теоретик преодоления мелкобуржуазного, потребительского, мещанского сознания (неизбежно разлагающего любой социалистический эксперимент) посредством РЕВОЛЮЦИОННОГО АСКЕТИЗМА, РЕВОЛЮЦИОННОГО САМОПОЖЕРТВОВАНИЯ, ИНОЙ МОРАЛИ. Опасность “новой революционной морали” Че для Запада в том, что Че взял за основу этой морали мораль ПЕРВОНАЧАЛЬНОГО ХРИСТИАНСТВА, выбивая тем самым почву из-под ног у своих противников. Поскольку “первый мир” – это мир христианский (исключением является только Япония), разработка основ АНТИБУРЖУАЗНОЙ морали как морали, более соответствующей духу и букве учения Христа, чем собственно христианство, конечно, есть сильнейший удар по империализму. Противостоять такой революционной морали можно, только честно признав, что мораль в капиталистическом обществе – это мораль классовая, и что мораль правящих классов – это мораль эгоистическая, хищническая, АНТИХРИСТИАНСКАЯ. Можно себе представить, какое потрясение повлечет за собой такое признание.
* * *
1998 год – так же, как и 1997-й – год “подведения итогов” для Че. Если в 1997 г. исполнилось 30 лет со дня гибели Че Гевары, то в 1998 г. (14 июня) исполнится 70 лет со дня рождения Че. На Кубе это хорошо понимают. И, как можно понять из довольно скупых публикаций в кубинской и испанской прессе, с конца прошлого года правительство Кубы стало потихоньку пускать исследователей к неопубликованным и “закрытым” рукописям Че.
Стало известно, например, что существует большой неизданный труд Че, посвященный философским проблемам марксизма. Стало ясно, почему он не был опубликован ранее: в нем Че резко отрицал “советский марксизм” и полагал необходимым вернуться к “раннему Марксу”, философскому (с учетом достижений “позднего”, экономического). Краеугольным камнем в философских построениях Че, насколько можно судить по отрывочным публикациям, была категория “отчуждение”.
Уже сейчас из публикаций ясно, что Че был убежден в неминуемом крахе СССР и в реставрации в СССР капитализма – не столько из-за “происков врагов”, сколько в силу внутренних процессов. Понятно, что такие тексты кубинское руководство, сильно зависевшее экономически от СССР, публиковать раньше не могло (хотя Кастро не раз демонстрировал самостоятельность – и не только когда без согласия Москвы посылал войска в Анголу, но и, например, когда передавал итальянской группе “Манифесто”, считавшейся в Москве “маоистскими раскольниками”, текст неопубликованной статьи Че, содержавший альтернативный советскому вариант марксизма).
Если верить предварительным публикациям, “грехопадением” советского марксизма Че считал тот момент, когда под экономическую необходимость – НЭП – была подведена “марксистская” база, то есть вынужденная мера получила статус “теоретической добродетели”. С этого момента, по Че, теоретическое развитие марксизма в СССР пошло “в никуда”, а вооруженная теорией, ведущей в тупик, и сама страна была обречена на движение в тупиковом направлении. Видимо, это надо понимать как отрицание Че доктрины построения социализма в одной отдельно взятой стране, впервые предложенной Бухариным и затем подробно разработанной Сталиным.
Из новейших публикаций следует, что подобно тому, как Че предсказал крах СССР, он предсказал и гибель Народного единства в Чили – еще до победы Альенде. Впрочем, это можно было понять и из опубликованных работ Че(82). Удивительно, но в самый разгар “разрядки”, в годы увлечения советским руководством идеями “мирного пути к социализму” подробно изложить “крамольную” точку зрения Че на этот вопрос умудрился в журнале “Латинская Америка” видный латиноамериканист Кива Майданик(83). Майданика, впрочем, позднее попытались “вычистить” из Института мировой экономики и международных отношений, а МГК КПСС даже исключил его из партии – и наверняка бы вылетел Майданик и из партии, и с работы, если бы не пришел к власти Андропов, симпатизировавший ИМЭМО...
По самым последним сведениям, руководство Компартии Кубы приняло недавно решение о публикации крупной экономической работы Че Гевары, содержащей резкую критику официального советского учебника политэкономии.
Похоже, в год своего 70-летия Че приходит в мир не только как “героический партизан”, но и как марксистский теоретик...
* * *
"Мое поражение не будет означать, что нельзя было победить. Многие потерпели поражение, стараясь достичь вершины Эвереста, и в конце концов Эверест был побежден".
Эрнесто Че Гевара.
11 августа 1997 – 20 февраля 1998.
|
|
