Партизанская драма Че Гевары в зеркале времени

ГЕРОИ СКВОЗЬ ПРИЗМУ ЛЕТ Л.А. Косичев

9 октября 1992 г. исполняется 25 лет со дня гибели Эрнесто Че Гевары. Казалось бы, уже все написано и рассказано о знаменитом команданте. Но последние годы пролили частицу нового света на самые драматичные страницы его биографии, относящиеся к участию Че Гевары в партизанской борьбе в Конго (ныне Заир) и Боливии.

КУДА ИСЧЕЗ КОМАНДАНТЕ?

Че Гевара пропал в марте 1965 г. Один из руководителей кубинской революции, человек, не менее популярный на Кубе и за ее пределами, чем братья Кастро, исчез бесследно. Может быть, из-за своей популярности? — гадали крупнейшие газеты мира: ведь Кастро не терпят соперничества. Утверждалось также, что причиной внезапного исчезновения команданте могли быть и разногласия в кубинском руководстве.

Умирающая мать Че тщетно пыталась связаться по телефону с сыном, давным-давно покинувшим родную Аргентину. Жена команданте растерянно ответила; "Он должен быть где-то на уборке сахарного тростника..." Последнее письмо Че Гевары старым родителям стало известно много позднее:

"Я вновь чувствую своими пятками ребра Росинанта. Снова облачившись в доспехи, я пускаюсь в путь. Многие назовут меня искателем приключений, и это так. Но только я — искатель приключений особого рода, из тех, кто рискует своей шкурой, дабы доказать свою правоту. Может быть, я пытаюсь сделать это в последний раз"(1).

Но об этом мрачном предчувствии и о том, как оно сбылось, Селия де ла Серна Гевара не узнала. Она скончалась, так и не дождавшись звонка из Гаваны. Лишь спустя шесть месяцев после таинственного исчезновения Че Гевары Фидель Кастро обнародовал его прощальное письмо, в котором, однако, местонахождение пропавшего не было обозначено. "Сейчас требуется моя скромная помощь в других странах земного шара", ² — писал Че, добровольно отказываясь от должности министра промышленности и высокого поста в партии. Но в каких других странах? Строились самые разные предположения о месте пребывания команданте. Его поочередно "находили" в горячих точках Азии, Африки, Латинской Америки. Разведывательные службы Запада сбились с ног в поисках разгадки "секрета Че". Наверное, и для многих других была головоломка: что за игру затеяла Гавана? Уже после гибели Че станет ясно, что только через полтора года после исчезновения он прибыл в Боливии (в начале ноября 1966 г.). Где же Гевара находился все это время?

В западной печати сообщалось: команданте участвовал в гражданской войне в Конго на стороне последователей Патриса Лумумбы — первого главы национального правительства после провозглашения независимости этой страны. Однако Гавана долго хранила молчание, не подтверждая и не отрицая содержание публикаций. Лишь два десятилетия спустя Фидель Кастро открыто признал факт участия Гевары с сотней кубинцев в борьбе конголезских повстанцев³. Вслед за признанием руководителя Кубы публично заговорили и боевые соратники Че по партизанской войне в африканских джунглях.

Кубинские добровольцы прибыли в Конго в конце апреля 1965 г. по секретной договоренности с лидерами его революционного движения. Добирались небольшими группами с территории Танзании: скрыто переправлялись на потрепанных суденышках через озеро Танганьика, патрулировавшееся кораблями Чомбе. Так началась на африканской земле эпопея Че под псевдонимом "Та-ту" (на языке суахили означает "Три"). По документам, он был врачом и французским переводчиком. Хотя основная задача кубинцев состояла в военной подготовке конголезских повстанцев, отряд Че сражался против белых наемников и правительственных войск. В общей сложности бойцы с далекого Карибского острова участвовали в 50 боевых операциях.

У кубинцев сложились добрые отношения с их конголезскими собратьями по оружию. Помогало и то, что в кубинском отряде было много мулатов, в чьих жилах течет кровь африканских предков. Бойцы отряда Че, закаленные в боях повстанческой армии на родине, действовали самоотверженно и в трудных, необычных для них условиях Африки. Но общий уровень конголезских партизанских формирований был крайне невысок для развертывания борьбы по-настоящему. Кубинцам приходилось сталкиваться, например, с таким явлением: прежде чем выйти из засады и ринуться в бой, конголезские повстанцы должны были получить благословение своего колдуна. А когда оказывались лицом к лицу с противником, случалось, разбегались в страхе и их трудно было собрать, а кубинцы оставались один на один с наемниками. Из отряда Че Гевары в Конго сложили головы два офицера и четыре бойца.

Во время нахождения на конголезской земле команданте перед сном регулярно делал записи в блокноте. По свидетельству одного из кубинских участников событий, это был дневник. Но в отличие от нашумевшего на весь мир "Дневника Че Гевары в Боливии"⁴ африканские записи команданте пока неизвестны.

Новая волна повстанческого движения в Конго не оправдала надежд. Мало что мог изменить на чужой земле столь немногочисленный отряд кубинских бойцов. "То движение было все еще не сформировавшимся, — поясняет Фидель Кастро. — Оно не обрело достаточной силы, необходимого единства. В конечном счете, сами революционные руководители решили прекратить борьбу в бывшей бельгийской колонии. Решение было действительно правильным, так как подтвердилось, что в тот момент отсутствовали условия для этой борьбы. Заирцы вместе с кубинцами проанализировали ситуацию. Мы согласились с их точкой зрения. Следствием стал роспуск вооруженных отрядов и возвращение кубинского персонала на родину. Че, находившийся около семи месяцев в Заире, на некоторое время остался еще в Танзании..."⁵.

В ноябре 1965 г. кубинский отряд, воевавший в Конго, отправился на родину, но без своего командира, что было не случайным. Гевара не мог допустить мысли о бесславном возвращении после того, как в прощальном письме отказался от кубинского гражданства и обещал кубинцам унести с собой "на новые поля сражений революционный дух моего народа"(6). Судя по всему, вначале Че ищет "новые поля сражений" по соседству с Конго. Есть версия о том, что он предлагал свои услуги Саморе Машелу — в Мозамбике разворачивалась освободительная война против колониального владычества Португалии. Команданте выражает готовность возглавить вооруженные силы Фронта освобождения Мозамбика (ФРЕЛИМО). Но у Саморы Машела свои сложные трайболистские и политические проблемы, которые с появлением Че в качестве военачальника могут только усугубиться. Он говорит команданте "нет". Какие бы загадки ни оставляла эта версия, очевидно одно: Че искал выход, чтобы не появляться на Кубе. "После Заира Че находился некоторое время в Танзании, стремясь выиграть время, — отмечал Фидель Kacтpo. — Потом он едет в одну из социалистических стран Восточной Европы... Не буду называть ее... Он не хотел возвращаться на Кубу, так как мысль об этом доставляла ему острую боль после обнародования того письма"⁷.

Замешательство Че можно понять: опасная зарубежная экспедиция кубинцев планировалась на несколько лет, а сворачивать ее пришлось через полгода. Как видно, планы Гаваны не учли всех реалий в Конго и в Африке в целом. При принятии решения верх взяли революционное нетерпение и движимый кубинцами дух интернационализма. Расплачиваться за это пришлось долгим замалчиванием безрезультатного участия Че Гевары во главе отряда кубинских бойцов в партизанской войне в Конго.

Фиделю Кастро все-таки удалось убедить Че тайно возвратиться на Кубу, чтобы в условиях строгой секретности начать подготовку к осуществлению его давней мечты — созданию партизанского очага на латиноамериканском континенте. По возвращении на Кубу Че Гевара сам выбрал страну: он предпочел Боливию, расположенную в центре Южной Америки. Для развертывания повстанческой базы команданте определил зону, пограничную с родной Аргентиной, в надежде перекинуть и туда пламя революционной войны. Че сформировал небольшую группу добровольцев из числа испытанных бойцов, в том числе прошедших через Конго. Она должна была стать ядром для создания будущей повстанческой армии. По словам Фиделя Кастро, Че Гевара был нетерпелив, хотел как можно скорее выехать в Боливию и его пришлось сдерживать, чтобы создать там более безопасные условия для прибытия отряда. Как когда-то в Конго, он вновь отправился в путь с сильно измененной внешностью. И по-прежнему никто, кроме узкой группы кубинских руководителей, ничего не знал о тайных партизанских маршрутах Гевары.

ЧЕ ПРЕРЫВАЕТ СПОР

В гибели партизанского отряда Че в Боливии Фидель Кастро обвинил в первую очередь Марио Монхе, тогдашнего первого секретаря ЦК Компартии Боливии. Тайная встреча в горах Боливии руководителя здешних коммунистов со знаменитым команданте не привела к взаимной договоренности: они не нашли общего языка.

О той встрече мы знаем в основном по кратким записям в "Дневнике Че Гевары". Но для всестороннего понимания драмы команданте следует, наконец, познакомиться и с воспоминаниями Марио Монхе, который все эти годы молчал.

Судьба бывшего лидера боливийских коммунистов сложилась непросто. С одной стороны, ему угрожали ультралевые "за предательство Че". С другой - военные правители страны преследовали его "за коммунистическую деятельность", дважды бросали в тюрьму, а затем выслали из Боливии. На этом политическая карьера Марио Монхе закончилась. Длительное время полузабытый изгнанник живет с семьей в Москве, работает в Институте Латинской Америки. Наверное, еще несколько лет назад он и сам не решился бы на откровенную беседу с журналистом, прекрасно зная, что в нашей печати можно было и что нельзя публиковать о кубинских руководителях даже в связи с боливийской эпопеей Че. Теперь не нужно прибегать к умолчаниям. Рассказ Марио Монхе приоткрывает завесу над некоторыми неведомыми страницами партизанской драмы Че. Правда, по мнению Монхе, в своем боливийском "Дневнике" Че дает лишь резюме их беседы, причем довольно односторонне. Думается, и в воспоминаниях бывшего первого секретаря КПБ кто-то тоже найдет субъективную окраску. Но они содержат интересные сведения, которых нет ни в одном источнике.

— В мае 1966 г. я находился на Кубе. Однажды возвращался из провинции в Гавану в одном самолете с Фиделем Кастро. Он подозвал меня и сказал: "Один общий друг - ты его знаешь — хотел бы вернуться на родину. Никто не сомневается в его качествах настоящего революционера. Мы полагаем: самый лучший путь для него проходит через твою страну. Очень прошу тебя помочь ему". Я сразу понял, что речь идет о Че Геваре, и согласился. Фидель предложил мне подобрать верных боливийских товарищей для его сопровождения до границы. "Если ты и твоя партия сочтете стоящим, они могли бы последовать за ним дальше с целью набраться опыта. Если нет, то только до границы..." Я назвал имена, с которыми Фидель согласился. Никакой другой договоренности между нами не было. Потом Фидель Кастро не раз ссылался на нашу договоренность, но не прояснял до конца, какой она была. Более того, он сказал мне тогда, что кубинцы готовы помочь нам в том, в чем мы считаем нужным, но без вмешательства. В общем, главной моей задачей в то время было обеспечить проезд Че в Аргентину через Боливию.

В августе недалеко от аргентинской границы мы приобрели ранчо. Решили, оно послужит двум целям: в качестве опорного пункта и прибежища для Че и сопровождающих его людей, а затем для сельскохозяйственного производства в интересах нашей организации. Я сам поехал осмотреть район Ньянкауасу...

В то же время кое-что меня насторожило. В Ла-Пас неожиданно приехал молодой французский политолог Режи Дебре⁸, пользовавшийся расположением кубинского руководства. В нем я мог угадать законспирированного посланца Фиделя, прибывшего с какой-то особой целью. Он почему-то не хотел встречаться с нами. Под предлогом сбора материалов для нового исследования о геополитическом положении Боливии он побывал в таких местах, по которым можно было понять: Дебре приехал уточнить район партизанских действий именно в Боливии. У меня возникли подозрения: а не нарушается ли ваша договоренность с Фиделем? Для этого были и другие причины. Я вышел на связь с кубинцами, которые вместе с группой боливийцев готовились встретить Че. Они мне ответили: "Понятия не имеем, зачем приехал Дебре". Лечу в Гавану. Прошу о встрече с Фиделем. Наконец, он меня принимает. Говорю: "Я прибыл по поручению руководства нашей партии, чтобы подтвердить общее мнение: боливийской революцией должны руководить боливийцы". Фидель согласился. Потом неожиданно предложил мне встретиться с Другом (имеется в виду Че. — Л.К.) и все обсудить с ним. Оказалось, что Друг уже выехал с Кубы. Разговор с ним мне было предложено провести до его прибытия в Боливию, за ее пределами. Я спросил:

"Когда?" Фидель вызвал помощника, отошел с ним в сторону и тихо спросил: "Сколько времени Рамон (псевдоним Че. — Л.К.) добирался от города до Ньянкауасу?" Помощник ответил: "За день". К сожалению, я это слышал. Фидель вернулся и сказал мне: "О встрече мы сообщим тебе за два-три дня".

Возмущайся - не возмущайся, но теперь с ясным пониманием происходящего я возвратился в Боливию, зная, что Че уже находится здесь. По соображениям безопасности Фидель просил меня о предстоящей встрече с Че не информировать даже секретариат компартии. Это можно сделать потом, исходя из договоренности с Другом. Однако никто не спешил выходить на связь со мной от его имени, и я сам стал предпринимать усилия. После рождественских праздников мне, наконец, сообщили: надо готовиться к отъезду. Я сказал тайному посреднику, доверенному человеку Че: "Не признаю никого - ни Маркса, ни Энгельса, ни Ленина, если бы они вдруг оказались здесь и решили командовать". В ответ услышал:

"А какое ты имеешь право сомневаться в достоинствах Че? Какой опыт у тебя самого? Ведь он непобедимый, а ты что сделал?" Я заметил: "Это моя страна, я знаю ее. Если не могу найти решения наших проблем, сомневаюсь, что это сделает кто-то со стороны". В общем, Че ждал встречи со мной уже в Ньянкауасу. С верными мне людьми я направился туда, маскируя свой маршрут.

Че встретил меня дружелюбно. Поинтересовался, как я доехал. Мы тепло пожали друг другу руки. Я пристально смотрел на Че. Слабые следы от его измененной внешности остались. Но за два месяца пребывания в горах у него уже отросли волосы, появилась бородка. Бросалось в глаза, что он похудел. Нам принесли большие чашки кофе "по-горному". Мы остались наедине. Началась наша дискуссия, длившаяся почти весь день. Че сразу же заявил без обиняков:

"Пусть наш разговор будет прямым. Я буду с тобой откровенен. Кое-какие вопросы поставлю ребром. Во-первых, мы тебя запутали. Фидель тут не виноват. Это я просил, чтобы он все так обрисовал и кое-что замаскировал. Ты должен понять. Я все рассказываю потому, что хочу тебя попросить остаться с нами. Ты возглавишь боливийскую революцию, а я буду военачальником". Но я тогда не знал, что после моего отъезда из Гаваны Фидель направил срочную депешу Че, содержание которой стало известно уже после поражения партизан: "Едет Монхе. Вы ему напойте как следует. Пусть у него закружится голова. Но в стратегических вопросах не уступайте".

Я попросил Че подробно изложить свой план. Он много говорил о необходимости создать партизанскую армию в Боливии. Но партизанская война не должна ограничиться пределами боливийской территории. Ее очаги надо создавать и в соседних странах. Мне уже было известно, что эта проблема обсуждалась с аргентинскими, перуанскими и бразильскими революционерами. С Боливии, как объяснил Че, он решил начать потому, что считал ее армию очень слабой.

Я высказал Геваре собственную оценку. Сказал, что мы не отвергаем вооруженную борьбу, но она в большей степени на перспективу, с учетом опыта боливийского народа и сегодняшних реалий. Сначала надо подготовить условия, мобилизовать различные силы, создать широкий фронт, а все это требует времени. В тот момент ситуация в Боливии не благоприятствовала развертыванию вооруженной борьбы. Маленький повстанческий очаг в одном районе ничего не мог решить. Я сказал Геваре: "Ты выбрал для партизанской войны зону, где никто не встанет на твою сторону. Ты не знаешь здешних крестьян совсем. Они не пойдут за чужестранцами". Но как я ни пытался заострить внимание команданте на своих сомнениях, чувствовал: у него заведомо иная позиция, он не воспринимает мои доводы. Че так мне и ответил: "Зачем же тогда я сюда приехал? Нет, меня отсюда клещами не вытянуть".

— Ваша встреча с Че в свое время породила много разных домыслов. Особенно привлекали внимание слова Че из "Дневника" о его категорическом несогласия с Монхе в том, что "военно-политическое руководство борьбой будет принадлежать ему, пока революция будет разворачиваться з боливийских условиях".

— Я пытался пойти на определенные уступки, чтобы сохранить какой-то контроль над событиями, надеялся тем самым добиться компромисса. Вместо общей формулы "во главе революции" я настаивал на моем военно-политическом руководстве в пределах Боливии. Но в то же время меня одолевали сомнения. Даже если он согласится, что дальше? Все равно он постарается взять все в свои руки. После обеда наш спор продолжал вертеться вокруг одной и той же оси. В конце концов Гевара не выдержал: "Послушай, ты уже повторяешься. Твои аргументы на меня не действуют". Я ему ответил в таком же духе: "Твои аргументы меня тоже не убеждают". Тогда он сказал, как отрезал: "Руководителем номер один должен быть я..." На этом дискуссия закончилась.

— Но, несмотря на все, вы не забыли в острых спорах о том, что это было 31 декабря 1966-го , канун нового, 1967 года?

— Че пригласил меня на своего рода новогодний ужин. Мы сели за стол с группой кубинцев и боливийцев. И вина, и еды было немного. Че произнес зажигательный тост и стремился заразить своей убежденностью других. Он выразил веру в победу континентальной революции. Хотя за столом царило оживление, для меня обстановка была несколько натянутой. Чувствовалось, что партизанам уже известна моя позиция. Утром, перед отъездом, Че Гевара спросил у меня на прощанье: "Ты покидаешь нас как друг или как кто?" Я ответил: "Это зависит от тебя. Но скажу: я первый отдаю должное тем жертвам, на которые вы идете". "Ты уверен, что нас всех перестреляют?" — спросил команданте. "Убежден в этом, — ответил я. — Та армия, которую ты считаешь никчемной, разобьет вас. Уезжай отсюда, уезжай! Но раз уж для тебя невозможно отступить, желаю тебе успехов как друг. Дай бог, чтобы ты был прав, а я сшибался..." Пожимая руку, еще раз пристально взглянул на Че: на его лице не было ни гнева, ни растерянности — оно отражало выдержку и силу воли.

Возвратившись в Ла-Пас, я созвал заседание ЦК партии. Конечно, Гевара просил меня не говорить о том, что он в Боливии. Поэтому я сообщил, что есть люди, которые за пределами страны готовятся начать здесь партизанскую войну. Все, конечно, догадались, о ком идет речь.

— Че Гевара пишет в своем дневнике:

"Как я и ожидал, поведение Монхе было уклончивым вначале в предательский потом. Партия уже начала борьбу против нас, и трудно предсказать, насколько далеко она зайдет. Но это нас не остановит..."

— Че не чувствовал уверенности во мне, он сомневался еще до встречи в Ньянкауасу. Ведь недаром в "Дневнике" он замечает в мой адрес: "С чем пришел?" Направляясь в Ньянкауасу, я знал, что наши подходы не совпадают и едва ли мы достигнем согласия. Но как руководитель партии я должен был сделать все до конца и проинформировать Секретариат и Центральный Комитет, что надо готовиться к трудным временам. Мы не по своей воле стали действующими лицами в ситуации, которая, к несчастью, оказалась вне нашего контроля. Я никогда не приглашал Че в Боливию, как многие утверждали. Это был план Фиделя и Че, и они о нем заранее не проконсультировались с нашей партией, все было продумано и решено в Гаване. Конечно, мы должны признать искренность устремлений Че и величие его духа, прав он или не прав. Другое дело - следовать за этим человеком или нет. Ведь он может ошибаться.

— В своей предисловия к "Дневнику Че в Боливии" Фидель Кастро адресует вам такие слова: "Монхе, не удовлетворившись результатом встречи, посвятил себя саботажу движения, перехватывая в Ла-Пасе отлично подготовленные кадры коммунистов-активистов, которые намеревались присоединиться к партизанской войне".

— Дело вот в чем. Еще в Ньянкауасу, после нашей дискуссии, Че предложил мне встретиться с несколькими боливийскими коммунистами из его отряда. Я сказал им откровенно, ничего не скрывая: "Есть две отличающиеся политические линии — Компартии Боливии и кубинцев. Я ни на кого не хочу оказывать давление. Пусть каждый делает свой выбор. Но я буду отстаивать нашу позицию". Так что желающие могли добровольно примкнуть к партизанам, но не от имени партии — именно так я поставил вопрос на заседании ее руководства. Одному из молодежных лидеров я сказал: "Если ты решилась на такой шаг, тогда выходи из руководства, потому что у нас иная линия". Никаких препятствий не чинилось, но я считал своей обязанностью отстаивать выработанную нами позицию.

Другие политические силы Боливии, с которыми кубинцы устанавливали контакты, также остались в стороне от партизанского движения, считая, что оно не найдет народной поддержки и обречено на провал. Однако Че не помышлял отступать. Он был убежден, что сначала надо ввязаться в бой, всколыхнуть страну. Но не имея опоры в массовых организациях, отряд Че, именовавшийся "Армией национального освобождения", собрал под свои знамена около 40 человек. Большей численность его так и не стала. 17 человек из них - кубинцы, ветераны повстанческой борьбы против Батисты. Присоединились к партизанам три перуанца, веруя в то, что революционная борьба начнется и на их родине. Но ни из Перу, ни из родной для Че Аргентины не пришли обнадеживающие вести о подготовке там повстанцев. Команданте уповал на пополнение отряда за счет боливийских горняков с печально известных рудников Оруро и Уануни. Вербовкой занимался профсоюзный лидер горняков Моисес Гевара, коммунист, примкнувший к маоистской группе, но исключенный и из нее "за сговор с кубинцами". Он обещал Че привести 20 человек, но не сразу, так как они, как следует из "Дневника", отказались пойти за ним, пока не кончится карнавал. Потом команданте отметит очень низкий моральный уровень многих людей, направленных ему его однофамильцем: среди них "два дезертира, один сдавшийся в плен и выболтавший все, что знал, три труса, два слабака". Это имело поистине роковые последствия для отряда.

Че рассчитывал, что, как и в горах Сьерра-Маэстра, его отряд, действуя в сельской местности, будет расти в основном за счет привлечения крестьян. Но боливийские крестьяне не выражали желания сражаться вместе с команданте. Че с горечью отмечал в "Дневнике": "Крестьянская масса ни в чем нам не помогает. Крестьяне становятся предателями". Именно они навели военных на главную партизанскую базу, направили часть отряда в заранее подготовленную армией засаду, помогли напасть на след уцелевшей группы вместе с Че.

Да и ни один солдат правительственных войск не перешел на сторону партизан. Действуя из засады и нанося большой урон противнику, повстанцы захватывали много пленных. С ними проводились "политические беседы", затем всех великодушно отпускали, среди них не было желавших остаться в отряде Че.

Победы в первых боях воодушевили партизан. Но им неоткуда было черпать силы для ведения продолжительной вооруженной борьбы. Армейские подразделения, стянутые вокруг, пополнялись после понесенных потерь. А отряд Че после каждой новой стычки с правительственными войсками становился все малочисленней.

РАНЕНЫЙ ПЛЕННИК В СТАНЕ ПРОТИВНИКА

8 октября 1967 г. рота рейнджеров под командованием капитана Гарри Прадо окружила 17 измученных партизан, оставшихся от отряда. Во время отчаянной попытки прорвать кольцо противника раненный в ногу команданте попадает в плен. Его доставляют в ближайшее селение Ла-Игера. Там под усиленной охраной его продержали всю ночь в помещении школы. С партизанским командиром беседовали офицеры, учительница. Его рана не предвещала осложнений, тем более не угрожала жизни. Но во второй половине следующего дня бездыханное тело Гевары было доставлено в город Вальегранде (там размещался штаб дивизии) с невесть откуда появившимися новыми ранами, в том числе в самое сердце.

Иностранные и боливийские журналисты упорно не покидали Вальегранде, ожидая возвращения из зоны противоповстанческих операций Гарри Прадо. Командиру рейнджеров приписывалась расправа с команданте уже после боя, в котором партизаны были разгромлены. Прадо остро реагировал на эти утверждения журналистов. Когда итальянский корреспондент прямо спросил его: "Вы казнили Че?", Прадо с негодованием ответил: "Я солдат, а не палач". Дело в том, что по боливийским законам раненого пленного нельзя лишить жизни. По словам Прадо, позже он вынужден был обратиться к своим непосредственным командирам с просьбой "разъяснить должным образом мои действия для сохранения своей чести и имени"⁹. Однако эта версия попала не только в газеты, но и а некоторые первые книги о Че Геваре. Со временем, считает Прадо, ему удалось развеять измышления и восстановить правду, хотя вначале пришлось соблюдать военную субординацию и о чем-то умалчивать. Лишь два десятилетия спустя после боев с партизанами вышла его книга "Уничтоженная герилья", в которой автор свободно и раскованно пишет о пережитом им тогда. С тех пор Прадо проделал путь от капитана до дивизионного генерала. Он был министром планирования и координации в военном правительстве Давида Падильи и стал известен как один из основных сторонников возвращения армии к конституционным обязанностям, передачи власти гражданским силам. Свои мысли на этот счет он изложил в книге "Власть и вооруженные силы", которая нашла широкое признание в Боливии. В последние годы Гарри Прадо находится на дипломатической работе.

"Уничтоженная герилья" содержит ценные свидетельства офицера, который волею судьбы или случая встретился в последнем бою с Че Геварой. Прадо считает: он участвовал в операциях против повстанцев с полным убеждением, что армия выполняет конституционный долг. Отряд Че офицеры расценивали как вторгшуюся извне силу. По мнению Прадо, в своих действиях против партизан он "придерживался законов войны" (10).По словам Фиделя Кастро, прочитавшего книгу, "автор не скрывает восхищения перед противником... Он сделал достаточно объективную и уважительную книгу, хотя к превозносит боливийскую армию. Не отвергаю это чувство боливийского военного к своему профессиональному институту" (11).

Прадо по горячим следам сделал в "дневнике кампании" записи о своих беседах с Че, "многое фактически дословно"¹². Жаль, что они изданы с таким опозданием.

Прежде чем обратиться к некоторым страницам книги — небольшое отступление. За неделю до последнего боя Гевара написал в "Дневнике" такую фразу: "Моральный дух большинства оставшихся у меня людей довольно высок. Я питаю только некоторые сомнения по поводу Вилли. Не исключено, что при первой же стычке с армией он попытается скрыться, если с ним не поговорить предварительно"¹³. Сомнения Че оказались несостоятельными. Вилли — псевдоним боливийского горняка, профсоюзного активиста Симона Кубы — до конца разделил судьбу со своим командиром. В завязавшейся перестрелке он не спрятался в расщелинах, не пытался убежать один, а бросился спасать раненого Гевару. Как свидетельствует Прадо, команданте опирался на Вилли, они уходили вместе по поросшему кустарником каньону, пока почти вплотную не наткнулись на солдат. Командир рейнджеров сразу сообщил закодированным текстом по радио о пленении Че. Он внимательно осмотрел руководителя партизан. Рядом на земле валялся раздробленный пулей карабин Че;

рана на ноге немного кровоточила и, хотя кость не была задета, команданте передвигался с трудом. Прадо приказал солдатам связать пленным руки и ноги и прислонить их спиной к дереву недалеко от командного пункта. Солдаты ни на минуту не опускали карабины, нацеленные в Че Гевару и Вилли. Прадо продолжал руководить боем. В минуту краткого затишья он услышал голос команданте. Боливийский офицер так воспроизводит эту сцену:

"Капитан, — спрашивает пленный партизан. - Вам не кажется жестокостью держать связанным раненого?

Меня потряс этот вопрос и я приказал солдатам развязать им руки" ¹⁴.

Вечером в селении Ла-Игера Геваре перевязали рану. Несколько раз заходил в школу побеседовать с команданте Прадо. "Мне интересно услышать из ваших уст: зачем вы затеяли эту бессмысленную акцию?"

— Так кажется с вашей точки зрения...

— И потом... Вас мало... Но вам кажется, что мы решим пулями проблемы. В результате вчерашнего боя с вами у меня четыре погибших солдата и четыре раненых. Что я скажу их родителям, как объясню, почему они убиты?

— Скажите: за родину. Выполняли свой долг.

— Это лирика. Вы все понимаете, потому и говорите в таком тоне. Ответьте мне более здраво.

— Ваш менталитет не позволит вам понять это..."¹⁵.

Необычная полемика между Прадо и Геварой была острой, но корректной с обеих сторон. Когда капитан сказал, что крестьяне, которых Че считает угнетенными, безразличны к своим освободителям и поддерживают солдат, знаменитый революционер попытался объяснить причины такого положения. Его мысли сводились к следующему: невежество крестьян — это результат отсталости и потому они не могут пока понять, что происходит, но все равно час их освобождения придет. "Вы, военные, - заметил Че, - тоже должны определиться, сделать выбор: быть со своим народом или служить империализму". "Но если нам не нравится кубинская модель, - ответил Прадо, - это не значит, что мы находимся на службе у янки"(16).

В разных изданиях немало писали об одном эпизоде, связанном с поведением пленного Гевары. Рассказывалось, что во время допроса посланец штаба дивизии подполковник Селич, не добившись нужных ответов, стал кричать на раненого Че, и тот в ответ ударил его по лицу. Прадо, находившийся рядом, описывает этот эпизод по-другому:

"Вы должны хорошо выглядеть. Много людей жаждут сфотографировать вас. А что, если мы вас побреем, - сказал он, стремясь схватить пленника за бороду.

Гевара пронзительно взглянул на офицера. Спокойно поднял правую руку и отбросил в сторону руку Селича, который от такой неожиданности попятился назад и вышел из комнаты"¹⁷.

Рано утром 9 октября Прадо еще раз зашел к содержавшимся в школе Че и Вилли, а затем направился в зону операций, блокированную со вчерашнего дня. Пока он со своими рейнджерами прочесывал каньон Юро и окрестности, командир дивизии полковник Сентено, прилетевший в Ла-Игеру, ждал инструкций из столицы в отношении Гевары. Прадо в своей книге не входит в детали того, как принималось решение о судьбе команданте. Но когда я был в Боливии, мне рассказывали: некоторые высшие военные чины из генерального штаба предлагали оставить Гевару в живых и обменять на кого-либо из заключенных в тюрьму противников Кастро. Однако большинство вместе с президентом Баррьентосом склонилось к крайней мере. И когда Прадо, убедившись окончательно, что в каньоне Юро и вокруг партизан не осталось, возвратился в полдень в Ла-Игеру, командир батальона майор Айороа сообщил: несколько минут назад по приказу сверху оба пленника казнены. "Мы смотрим друг на друга в молчании. Мы не ожидали этого", — пишет Прадо. Он узнает, как это было: "Полковник Сентено, получивший шифровку, приказал найти двух добровольцев. Вызвались младший офицер Марио Теран и сержант Бернандино Уанка. Получив инструкции от командующего дивизией, они вошли в классы, где поодиночке сидели Че и Вилли, и, не говоря ни слова, выпустили в каждого очередь из автомата... В 13.45 командование официально объявило: вчера в бою был убит Че Гевара"(18)

...Уже в 1990 г. кубинские журналисты разыскали в Боливии Бернандино Уанку и бывшего солдата из его взвода Томаса Чоке, участвовавшего в захвате Че. Уанка, ныне младший лейтенант, автоматически пересыпал свою речь словами: "мне был отдан приказ", "я отправился выполнять приказ". Он считает: если бы пуля не повредила карабин Че, он вполне мог, отстреливаясь, уйти даже раненым по поросшему кустарником каньону. Уанка помнит, как сразу же после захвата в плен Че поздравил рейнджеров с хорошо проведенной операцией. Сам он не знает, "во зло или во благо его страны сражались и отдали свои жизни партизаны, хотя "доктор делал великое дело".

Томас Чоке, ныне каменщик, также считает: он, тогда 20-летний парень, как и каждый гражданин, должен был выполнять свой воинский долг. В его память врезались слова Че, обращенные к солдатам: "Вы еще совсем дети и ничего не понимаете". Да и сейчас, видимо, не все так однозначно для бывшего солдата. Он не знает, "хорошо это или плохо, но мне выпало бороться с партизанами".

Оба участника событий не разбирались в политике и теперь раскаиваются...

А в Ла-Игере живы легенды о партизанах, хотя крестьяне до сих пор рассказывают о них с осторожностью. По утверждениям военных, тело Че было сожжено. Но неизвестно место сожжения, неизвестно, где прах. Осталось только убогое здание деревенской школы, в которой встретили свой смертный час Че и Вилли. Писали, что она была разрушена после тех потрясших страну событий. Но это не так. Просто этот дом превращен в сельский медицинский пункт. А внутри помещения - два символических камня в память о расстрелянных партизанах. Таков местный обычай чтить погибших.

ВМЕСТО ЭПИЛОГА

Лишь однажды мне довелось встретиться с Че Геварой. Это было за четыре месяца до его исчезновения. В ноябре 1964 г. команданте приехал в Советский Союз во главе партийно-правительственной делегации Кубы. Его пребывание в нашей стране совпало с созданием Общества советско-кубинской дружбы. Че появился не торжественном акте, состоявшемся по этому поводу в московском Доме дружбы. Он был в простой форме оливкового цвета, какую носили в Повстанческой армии Кубы. Впрочем, после победы революции его никогда не видели в гражданском костюме с галстуком, даже когда он выступал на конференции Межамериканского экономического совета в Пунта-дель-Эсте (Уругвай) или на Генеральной Ассамблее ООН. И теперь он стоял на трибуне Дома дружбы в плотной рубашке с открытом воротом и мягкими погонами из того же материала. Свою речь Че начал так:

"Вы знаете, что когда кубинские руководители выступают перед микрофоном, их трудно оторвать от него. В моем случае вы не должны этого бояться"¹⁹. Он выразил дружеские чувства к вашему народу, воздал ему должное за пролитую кровь и принесенные жертвы. Говорил лаконично и ясно, без лишних слов. Его речь вместе с переводом звучала не более десяти минут.

Журналисты окружили Че. Завязалась оживленная беседа. Вопросы были самые разные. Меня, тогда молодого журналиста, впечатлила глубокая убежденность, пронизывавшая каждое слово команданте. Один мой коллега спросил: "Как вы реагируете на заявление западной печати о том, что социализм на Кубе утвердился случайно и не привьется в других странах Латинской Америки?" Че улыбнулся, дружески хлопнул по плечу собеседника и сказал; "И случайности бывают закономерны. У всей Латинской Америки социалистическое будущее. Иного не дано".

Команданте обладал непоколебимой верой в чистоту идеи, которая должна была воплотить в себе все самое лучшее и справедливое, что есть на земле. Ему повезло в том, что он не только воевал во имя своих убеждений, ко и получил возможность участвовать в переустройстве жизни в целом государстве в соответствии с ними. Пока Фидель Кастро в послереволюционный период руководил государством, а Рауль занимался военными вопросами, Че возглавлял Национальный банк и министерство промышленности. И при этом в статьях и речах высказывал разные мысли по экономике. Шесть лет назад, когда па Кубе начался процесс "исправления ошибок", экономические идеи Че стали предметом изучения, дискуссий. Их снова подняли как знамя.

Конечно, Гевара не мыслил социализма без постоянного повышения производительности труда. Он придавал преобладающее значение учету. По словам Фиделя Кастро, если бы Че сказали, что деньги начнут превращаться в главный рычаг и основной стимул, движущий человеком, он, который не раз предупреждал об этом, пришел бы в ужас. Вот одно из его предупреждений:

"Придерживаясь химеры построить социализм при помощи средств, которые оставил нам капитализм (товар как экономическая первооснова, рентабельность, индивидуальный материальный интерес и т.д.), можно зайти в тупик без выхода".

Для создания нового общества Че выделяет "важность правильно избрать метод мобилизации масс". По его мнению, им должен стать, главным образом, моральный фактор, но "не следует забывать и правильное использование материального стимула"²⁰. Отсюда и проистекает то, что предпочтительным для Че был добровольный труд и это сейчас считается на Кубе одним из лучших начинаний, оставленных им в наследие стране.

Однако ставка на революционный энтузиазм как главный стимулятор производства хотя вначале и породила какие-то иллюзии, в конечном счете, не оправдала себя. Наоборот, подобный подход стал одной из основных причин трудного положения в экономике и резкого снижения жизненного уровня.

Сам Че не причислял себя к крупным специалистам по экономике. Но в вопросах партизанской войны прославленный командир повстанческой армии был авторитетом. Опыт вооруженной борьбы на Кубе он обобщил в книгах "Партизанская война", "Эпизоды революционной войны" и в работе "Партизанская война как метод", получивших широкий отклик в странах континента. Стратегия вооруженной борьбы для Латинской Америки, изложенная в них, была развита затем Че применительно к другим регионам мира в его знаменитом "Послании" к Организации солидарности трех континентов — Азии, Африки, Латинской Америки (1967).

Основные идеи Че сводились к тому, что в регионе накопилось достаточно горючего материала, и стоит лишь вспыхнуть искре, как произойдет взрыв народного недовольства и пламя революционной борьбы охватит многие страны. Он считал: не всегда нужно ждать, когда созреют условия для революции — партизанский очаг может эти условия создать. Как следующий шаг Гевара выдвинул лозунг: "Создать два, три... много Вьетнамов" для ослабления империализма в глобальных масштабах.

Че Гевара считал своей большой родиной всю Латинскую Америку и еще до военной экспедиции а Африку мечтал превратить Анды в гигантскую Сьерра-Маэстру всей Южной Америки.

Однако действительность оказалась куда сложнее концепции "партизанского очага", Стимулирование и поддержка Кубой партизанских движений в других странах не повернули развитие событий на континенте в желаемое русло. В Западном полушарии так и не появилась -вторая Куба", чего так опасались США. За все прошедшие годы только, сандинисты смогли превратить вооруженную борьбу в народную революцию и победить диктатуру. Но на свободных выборах они потеряли власть.

Ныне многие партизанские руководители Латинской Америки все больше стремятся интегрироваться в мирную жизнь, склоняются к политическим методам борьбы (пример тому - Сальвадор, Колумбия, Гватемала). И дело здесь не только в том, что после многих лет герильи свет победы так и не забрезжил. К поиску политического выхода подталкивают и внешние факторы. Разве мог кто из партизанских командиров когда-то представить, что станет свидетелем развала социализма в Советском Союзе и восточноевропейских странах, потери власти сандинистами? Растерянность и неопределенность вызывают и усложнившееся политическое и экономическое положение Кубы после того, как Москва перевела свои отношения с Гаваной с принципов пролетарского интернационализма и социалистической солидарности на нормальную политико-экономическую основу, как со всеми другими государствами. В результате Кубе трудно поддерживать партизанские движения на континенте, как прежде. По словам президента Гватемалы Хорхе Серрано, на прошлогодней Ибероамериканской встрече на высшем уровне в Гвадалахаре Фидель Кастро заверил его: Куба прекращает помощь гватемальским партизанам и намерена свернуть ее другим повстанческим группировкам.

...Доживи Гевара до наших дней, ему, наверное, пришлось бы испытать самую большую в его жизни трагедию. Ведь его вела по жизни святая вера в идеологию, которая не выдержала испытания временем. Правда, Че был особым коммунистом. Он не верил, например, в эффективность деятельности многих компартий Латинской Америки, считал их лидеров "кабинетными революционерами". Но несостоятельной оказалась и абсолютизация Че Геварой вооруженной борьбы для переустройства общества. Сам команданте принес себя в жертву своим убеждениям, хотя его мужественное поведение перед смертью вызвало уважение даже непримиримых врагов.

Судя по всему, ныне неизбежны новые повороты в оценке личности Че. Но как бы ни было, судьба "героического партизана" оказала и продолжает оказывать в Латинской Америке заметное воздействие на многие умы и сердца, особенно молодых, которые жаждут социальной справедливости. Гевару со всеми его несомненными достоинствами и великими заблуждениями нельзя вычеркнуть из истории Латинской Америки XX в. И любое новое свидетельство о нем заслуживает внимания.

...Итак, лишь два десятилетия спустя Фидель Кастро сообщил некоторые любопытные данные об исчезновении Гевары с Кубы. Но при этом добавил: остается еще много эпизодов для описания, но нет времени у людей, которые могли бы этим заняться.

А может, дело в другом? Как говорится, всему свое время. Может, для чего-то оно еще и не пришло. Так что не исключено, что нас ждут новые интересные "открытия", связанные с судьбой Че Гевары.

ПРИМЕЧАНИЯ

“Латинская Америка”, 1992, №8