ИЗ ОРЬЕНТЕ В АНДЫ

В тусклом свете луны окружающий пейзаж выглядел особенно унылым и безжизненным. В ту ночь, 7 октября 1967 года, Че отправился в путь, не зная, что он оборвется уже на следующий день неподалеку от Ла-Игеры.

Он никогда не боялся смерти, но никогда и не искал ее. Просто он понимал, что революционер и такую возможность не должен сбрасывать со счетов. Узнав о гибели в Гватемале своего соратника по партизанской борьбе в Сьерра-Мазстре Хулио Роберто Касереса Валье (Эль-Патохо), Че скажет: “В нелегкой профессии революционера, который постоянно находится в центре классовых битв, потрясающих весь континент, смерть – обычное дело”. Годы спустя, покидая любимый остров, чтобы выполнить задачу, которую он сам перед собой поставил, Че писал родителям: “Может случиться так, что мы больше не увидимся. Я не гоняюсь за смертью, но обязан предвидеть и самое худшее. Поэтому, на всякий случай, – прощайте”.

В известном послании конференции трех континентов он еще раз подтвердил свою позицию: “И где бы ни настигла нас смерть, мы должны встретить ее с гордо поднятой головой, и пусть наши товарищи услышат наш боевой клич, пусть подхватят наше оружие, пусть споют под музыку пулеметов и прощальную песню, и новые песни борьбы и побед”.

Именно такой и была его собственная смерть. Со времени убийства в Ла-Игере, бедном, до той поры никому ни известном селении, много было написано и сказано о смерти Че. Для одних он уже человек из легенды, для других, его врагов, – объект злобной клеветы; для третьих, кто уважал и любил его, – самый совершенный образец современного революционера. Поначалу палачи пытались скрыть правду о своем злодеянии. Полковник Хоакин Сентено Анайя сообщил из своей штаб-квартиры, что Гевара был убит в кровопролитном бою между партизанами и правительственными войсками в местечке Ла-Игера, в 35 километрах от Валье-Гранде. “Бой длился четыре часа, – утверждал Анайя, – но Гевара, раненный в живот и легкое, скончался в самом его начале”. А несколько часов спустя главнокомандующий вооруженных сил Боливии генерал Альфредо Овандо Кандиа заявит: “Смерть Гевары означает конец партизанского движения в Боливии, которым с марта месяца руководил этот кубинец аргентинского происхождения. Действия мятежников – не что иное, как безрассудная авантюра, которая и не могла иметь другого исходам. А Баррьентос самодовольно утверждал: “Для нас вопроса о партизанах больше не существует.

В последующие дни телетайпы захлебывались, не справляясь с потоком заявлений официальных представителей режима и сообщений прессы, которые в своем подавляющем большинстве были состряпаны транснациональными информационными агентствами. Но понемногу стала просачиваться и правда. 18 октября на площади Революции Фидель с нескрываемой болью рассказал своему народу о последних часах жизни Че, после того как он, раненный в ногу и с вышедшим из строя оружием, попал в руки врагов. “Эти часы во власти ненавистных врагов, без сомнения, были для него очень мучительными, но никто лучше Че не был готов к такому испытанию”.

Трем кубинцам, избежавшим засады в Чуро, удалось прорвать кольцо окружения и благодаря собственной отваге и помощи, которую им не раз оказывало местное население, добраться до чилийской границы, а оттуда – в Манилу (кодовое название Гаваны). Они и рассказали о том, как разворачивался бой 8 октября. Некоторые детали сообщили журналисты из разных стран, которые, преодолев многочисленные препятствия, смогли добраться до места событий и опросить свидетелей.

ЕГО ВЗГЛЯД НЕВОЗМОЖНО БЫЛО ВЫДЕРЖАТЬ

Французская журналистка, беседовавшая с учительницей школы в Ла-Игере, в которой Че провел свои последние часы, пишет: “Утром следующего дня, в понедельник, Гевара захотел поговорить с школьной учительницей. Она была единственным человеком, с кем он хотел говорить и говорил... Хулия Кортес рассказала: “Я очень боялась, потому что думала, что иду к злодею, а увидела человека с приятной внешностью, с взглядом спокойным, добрым и лукавым одновременно, который я никак не могла выдержать”. Пошутив по поводу орфографической ошибки в надписи на классной доске, Че сказал: “Знаете, на Кубе совсем другие школы. А ведь эта – скорее тюрьма! Как же здесь учиться детям крестьян?! Это антипедагогично”. Учительница вспоминает: “У него был такой взгляд, что я не могла оторвать глаз от пола”. По ее словам, в полдень Че позвал ее снова, но на этот раз она не пошла. Журналистке она призналась: “Не знаю, почему я не пошла к нему, но теперь я жалею об этом”.

Че, раненый, ничего не знавший о судьбе своих товарищей, но наверняка хорошо ее представлявший, хотел поговорить с учительницей. Но к врагам, пытавшимся допросить его, он не скрывал своего презрения. Те, кто своим преступлением в Ла-Игере запятнал руки кровью, еще расскажут о своих “подвигах”, похоже, мало заботясь о том, что их рассказы не совпадут с заявлениями официальных лиц.

Также имеется свидетельство монаха-доминиканца Роджера Шиллера, который, узнав о том, что происходит в Ла-Игере, прибыл туда верхом на лошади в 3 часа дня. “Но его уже убили, – говорит он и добавляет: – Я пошел в школу, там все было в крови...” Видимо, для того, чтобы уничтожить все следы своего преступления, власти приказали стереть с лица земли ту школу – немого свидетеля агонии и смерти Че. Выстрел капрала Марио Терана оборвал жизнь революционера, который на всем своем пути от Сьерра-Маэстры до боливийских нагорий сеял в сердцах людей зерна справедливости и любви. В носилках, привязанных к полозьям вертолета, еще теплый труп Че Гевары был доставлен в Валье-Гранде.

Больница в Валье-Гранде, куда достовили тело Че

Он много общался с боливийскими крестьянами. Их чрезмерные недоверчивость и осторожность не смущали его – он прекрасно разбирался в их психологии и знал, что для того, чтобы привлечь их на свою сторону, потребуется тонкая и кропотливая работа, но он никогда не сомневался в конечном успехе.

ФИДЕЛЬ КАСТРО

ЗДЕСЬ БЫЛ ЧЕ

“Порой повстречается убогая деревушка и загорелый крестьянин, порой маленький ручеек или тропинка, убегающая в глубь сельвы, порой дробилка или просто дерево. Но когда вдруг скажут “здесь был Че” или “с ним разговаривал Че”; когда с вершины на высоте двух тысяч метров укажут на ущелья, долины, реки – Маисикури и Гранде, – окутанные облаками, и добавят “здесь прошел Че” – все это сразу же превращается в историю, в нечто, неподвластное ни человеку, ни ходу времени. Крохотные селения, которых нет ни на одной карте, люди, о которых никто и никогда не слышал, оказываются в центре внимания всего мира потому, что они так или иначе связаны с Че, всепобеждающей силой его примера”. Так писал на страницах журнала “Куба” в октябре 1971 года (издание на испанском языке) уругвайский журналист Эрнесто Гонсалес Бермехо, побывавший там, где пролег путь Че в Боливии. Эти строки приобретают еще большую значимость сегодня, когда видишь, что время не только бессильно стереть память о Че, но, наоборот, его присутствие рядом становится почти осязаемым. Он с нами, в нас, во всем, что нас окружает. О Че слагают легенды, мифы, людская память лепит фигуру героя, над которым не властны ни жизнь, ни смерть.

Валье-Гранде с его семью тысячами жителей – по-прежнему тихий и пыльный городок с площадью, городским управлением – алькальдией, кривыми мощенными булыжником улочками и больницей. Именно в эту больницу “Сеньор де Мальта” был доставлен труп Че. Больница вошла в историю 9 октября 1967 года, и с тех пор она стала, по словам старого привратника, “как храм, в который все стремятся”. Жители городка с нескрываемым недоверием смотрят на каждого приезжего, вопрошая себя: “кто это?”, “что ему здесь надо?” Их опасения возрастают еще больше, если их начинают расспрашивать о Че. Однако за этой внешней суровостью они скрывают от посторонних глаз свои воспоминания и легенды о Че, передавая их друг другу на ухо, шепотом. Постепенно вам удается узнать что-то. Например, в Валье-Гранде есть улица, которую его жители по всеобщему согласию называют улицей Эрнесто Че Гевары, и хотя, разумеется, властям это вряд ли по душе, люди признают только это название.

В Боливии Че сражался со свойственным ему упорством, умением, стоицизмом и мужеством, являя собой пример для всех остальных.

ФИДЕЛЬ КАСТРО

Представляется удивительным, порой даже невероятным, как часто можно встретить в Валье-Гранде напоминание о Че, идет ли речь о плакатах или вырезках из газет и журналов – они есть практически в каждом доме, независимо от политических убеждений его хозяев. В этом тихом и унылом городишке пожилая женщина, свидетельница событий тех дней, рассказывает: “Че лежал перед нами в разодранной одежде, без ботинок, без носков... Его широко открытые глаза были как две звездочки...” Крестьянка с опаленным солнцем лицом срывающимся от волнения голосом говорит: “Партизаны боролись за свои идеалы. Нам раньше никогда не приходилось видеть, чтобы кто-то отдавал жизнь за идеалы”. А горожанин, преодолевая традиционную сдержанность, вспоминает: “Это были настоящие люди... Че лежал на носилках, и глаза его смотрели на нас. Он был как живой...”

Вот так сейчас, в 1987 году, в Валье-Гранде живы воспоминания о Че. А многие женщины этого городка каждый понедельник зажигают свечку “за упокой души Че”, отдавшего жизнь за счастье бедняков. Они говорят, что до сих пор не знают, за что убили Че и почему его не привезли в город живым, если он был только ранен. “Нечто более сильное, чем безмолвие, равнодушие и скука ощущается в самой атмосфере Валье-Гранде”, – писал Бермехо в 1971 году. И сегодня, 20 лет спустя, то же ощущение присутствия Че царит над тихими улочками этого городка, где, по словам одного из его жителей, “каждый камень и дорожная пыль – это саван, в который укрыт священный прах партизан и их командира.

Они символизируют собой именно тот тип революционеров и людей, которым сегодня история доверяет сложнейшую задачу – революционное преобразование Латинской Америки.

ФИДЕЛЬ КАСТРО

Че живет в сердце народа, который встретил его январским днем 1959 года, бородатого, в выцветшей форме оливкового цвета; народа, у которого он завоевал любовь и уважение, работая ли со всеми на воскреснике, выступая ли на открытии завода или с искусством профессионального оратора клеймя или отстаивая что-либо на международном форуме; народа, который скорбит по нему, но скорбь эта рождает клятву “Быть как Че”. И это не просто слова. Че – повсюду. Так, сказал Николас Гильен в своих пламенных строках, рожденных гневом и болью от известия о смерти Героического Партизана: