«Гранма» черпает воду.

Яхта двинулась вниз по течению и уже через полчаса вышла из устья реки. Она погрузилась в воду значительно ниже ватерлинии, корма чуть возвышалась над поверхностью, а палуба была сплошь забита кое-как рассевшимися людьми. Много лет спустя Фидель Кастро рассказывал:

«Мы испытывали «Гранму» в спокойных водах и всего с несколькими членами команды |на борту]. Никто не подумал толком о том, что, если на лодку погрузить восемьдесят два человека, которые вместе весят несколько тонн, плюс оружие, воду, топливо, продовольствие... это должно сильно перегрузить лодку. Она была не просто перегружена, она чуть ли не тонула. Судно представляло собой жалкую скорлупку, подпрыгивавшую [на волнах] в Мексиканском заливе».

Это была не единственная проблема экспедиции. Несмотря на все меры по обеспечению безопасности и принятые предосторожности, таинственный и все еще неизвестный осведомитель, внедрившийся в Движение 26 июля, смог отправить первое сообщение. Несмотря на свою неопределенность, оно тем не менее вызвало тревогу у руководства войск диктатуры. Депеша, достигшая высших чинов кубинской армии, гласила: «Лодка с большим количеством людей и оружия вышла сегодня из мексиканского порта».

Рейс только начался, а у доктора Гевары уже появилась работа.

«Мы принялись лихорадочно искать антигистамины для борьбы с морской болезнью, но ничего не нашли. Уже минут через пять после того, как были спеты кубинский национальный гимн и гимн Движения 26 июля, лодка представляла собой смешное и трагическое зрелище. Люди с встревоженными лицами хватались за животы. Некоторые уткнулись головами в ведра, другие в самых причудливых позах неподвижно лежали на палубе в испачканной рвотой одежде. Кроме двух или трех моряков и четырех-пяти [из числа] остальных, все восемьдесят два человека на борту страдали от морской болезни».

Перед рассветом было принято решение: как можно скорее покинуть мексиканские территориальные воды, чтобы избежать встречи с береговой охраной. Рулевой взял курс на восток, но с трудом выдерживал его из-за ураганного ветра.

Рассвет 26 ноября был облачным, на переполненную палубу яхты обрушивался ливень. Лодка делала 7,2 узла вместо ожидае мых десяти. Ближе к вечеру люди стали страдать от голода сильнее, чем от морской болезни; были открыты мешки с апельсинами, лежавшие на корме. Гевара уговаривал тех, кому было хуже всех от морской болезни, выпить хотя бы немного жидкости. Ему самому было хуже некуда — тяжелый приступ астмы. Хесус Монтане рассказывал: «Экспедиция была вынуждена отправиться в сильной спешке... И Че не удалось собрать медикаменты, необходимые для того, чтобы справляться со своими приступами... Мы были все поражены стоицизмом и самопожертвованием, с которым он переносил страдания. Никто не слышал от него ни единой жалобы. И лишь благодаря тому, что товарищ Фаустино Перес, словно по наитию, захватил с собой несколько ампул адреналина, удалось несколько облегчить Че самые тяжелые мгновения приступа». Мореплаватели плохо представляли себе, где они находятся. Они шли вдоль полуострова Юкатан, держась примерно в сорока милях от побережья, чтобы избежать встречи с мексиканскими властями. По мнению Рене Родригеса, считавшегося кинооператором, «но без камеры и пленки, так как у нас не было денег ни на то, ни на другое», ближайшей точкой кубинского побережья был Пинар-дель-Рио; с ним были согласны еще несколько человек.

Волнение утихло, и Фидель, решив воспользоваться относительно спокойной погодой, приказал установить оптические прицелы и проверить автоматы. «Никто даже головы не поворачивал туда, где находился ближайший берег, — мишень поместили на баке, а стрелки расположились на корме». В разгар стрельб руководитель группы заметил новую цель — нескольких дельфинов, плававших поблизости от судна, и приказал стрелять по ним. Но тут начался ропот. Эфихенио Амейхейрас, бывший водитель такси в Гаване и в Мехико, стрелявший тогда из своего автомата «томпсон», заметил: «Я был из числа тех, кто доказывал, что нельзя стрелять [в дельфинов], так как моряки говорят, что это очень плохая примета».

27 ноября, на третий день плавания, когда «Гранма» находилась к северу от Юкатана, Норберто Кольядо, один из рулевых, выяснил, что в трюме остапось всего несколько мешков апельсинов, несколько дюжин крутых яиц, которых с трудом должно было хватить на один-единственный прием пиши, протухший кусок ветчины и две банки морских галет. «В суматохе поспешного отъезда часть продовольствия забыли на берегу. Не было бы счастья, да несчастье помогло: из-за морской болезни люди и думать не могли о еде, и поэтому в течение первых нескольких дней недостаток провизии не был замечен. Обнаружив, что положение становится критическим, Фидель немедленно ввел нормирование питания.

Количество неприятностей увеличивалось непрерывно. Инженер Чучу Рейес хотя и уделил много времени и труда двум дизельным двигателям, которыми очень гордился, обнаружил, что на одном из них пробуксовывает фрикцион и потому увеличить скорость нельзя. Лишь держа не больше половины оборотов, можно было не опасаться погубить двигатель. Затем лопнул шланг одного из топливных насосов, в трюм судна непонятно откуда стала набираться вода, а помпа работала плохо.

В тот пасмурный день, когда солнце лишь изредка пробивалось сквозь густую облачность, «Гранма», перегруженная скорлупка Фиделя, выжимавшая едва две трети от своей крейсерской скорости, легла на новый курс. Судно шло на восток от мыса Каточе, крайней северо-восточной оконечности Юкатанского полуострова, оставляя далеко на севере ближайшую точку Кубы — мыс Сан-Антонио. Достигнутые на испытаниях яхты десять узлов оставались недоступной мечтой; удавалось делать в лучшем случае семь с половиной.

«Требуемая книга распродана. Найдите издателей», — гласила первая телеграмма. «Необходимо срочно выслать диплом колледжа. Люблю, Берта», — сообщала вторая. Что говорилось в третьей телеграмме, так и осталось навсегда неизвестным, потому что ее получатель, Альдо Сантамария, вынужден был проглотить депешу, когда через несколько дней был схвачен полицией Гаваны. Телеграммы были посланы из Мексики для того, чтобы привести в готовность сеть организаций Движения 26 июля в Сантьяго, Гаване и Санта-Кларе. Они ставили товарищей на Кубе в известность о том, что экспедиция вышла в море, чтобы, как было запланировано, высадка совпала с началом восстания в городах. Но сколько же времени, с учетом задержек, вызванных штормами, перегрузкой и отказом двигателя, должно было потребоваться «Гранме», чтобы достичь провинции Орьенте, западной части острова?

Тем временем некоторые участники экспедиции, страдавшие от морской болезни и тесноты, думали только о том, как бы живыми добраться до берега. Инженер Чучу Рейес вспоминал: «Некоторые товарищи провели все три дня, неподвижно скорчившись по углам».

Гильен Сейя, молодой мексиканец, участвовавший в экспедиции, рассказывал, что аргентинский доктор продолжал страдать от приступов астмы. Спустя несколько лет один американский журналист где-то откопал историю о том, что после особенно сильного обострения Гевара лежал при смерти и кто-то сказал об этом Фиделю. «Если он мертв, то бросьте его за борт», — ответил тот.

В среду 28 ноября судно продолжало набирать воду, но положение в целом уже казалось не таким безнадежным. «Мы обнаружили, что вода проникает в трюм не через какие-то неведомые щели, а через открытый клапан [фановой] трубы, шедшей от уборных». Вскоре возникли еще две версии. Чучу Рейес: «Один из туалетов был все время занят товарищами, которых непрерывно рвало из-за морской болезни; он оказался переполненным, клапан, через который выливалось содержимое, оказался заклинен в открытом положении, и морская вода начала поступать внутрь». У Фиделя была другая версия. «Мы отчаянно откачивали воду, а проблема, как выяснилось позже, была очень проста. Часть борта, которая обычно находилась над водой, была менее водонепроницаема [чем подводная часть] и поначалу пропускала воду, но судно глубоко сидело в воде, доски разбухли и щели закрылись сами собой». Однако, какими бы ни были истинные причины течи, люди провели три первых дня плавания, посменно откачивая воду.

29 ноября, на пятый день плавания, яхта ушла в сторону от мексиканского побережья и западной оконечности Кубы, держа курс южнее острова, на Каймановы острова и Ямайку. В поле зрения попалось несколько рыбацких лодок, и Фидель приказал очистить палубу, поднять из трюма оружие и приготовиться к бою. Однако тревога оказалась ложной.

Конечно, бойцы, находившиеся на борту «Гранмы», не могли знать, что диктатура Батисты уже мобилизовала свои силы на всей территории острова, что авиация получила приказ высматривать в прибрежных водах подозрительные суда, что к тому же в Сантьяго-де-Куба бросили якоря американские военные суда: подводная лодка, несколько эскадренных миноносцев, фрегат¹ и сторожевой корабль.

На следующий день, в пятницу 30 ноября, радиоприемник принес тревожные известия: в столице и небольших городах повстанцы выступили против существующего режима, на улицах возникали спорадические перестрелки, происходили диверсии, но в Сантьяго восстание, казалось, было самым мощным. Сообщалось о вооруженных столкновениях в полицейских участках, в штаб-квартире морской полиции, о снайперах на городских крышах.

Находившиеся на борту «Гранмы» мучительно страдали отто го, что их не было там, что они болтались в Мексиканском заливе, в то время как их товарищи сражались. Неуверенность, сознание того, что они опоздали, как темным саваном окутали участников революционного десанта. А часы шли, и радиосообщения, казалось, подтверждали, что столкновения ослабевают, а мятежники терпят поражение.

Фидель и другие руководители обсуждали возможность изменения плана: вместо попытки высадиться неподалеку от порта Никеро, который к настоящему времени должен был оказаться под контролем военных, они могут попытаться приблизиться к побережью Лас-Колорадас, лежащему на юго-востоке от первоначально намеченной точки. Оттуда они могут на грузовиках направиться к ближайшему городу, атаковать его, а потом двинуться в горы Сьерра-Маэстра.

К 1 декабря армия Батисты (несомненно, благодаря мексиканскому осведомителю) смогла получить информацию о предполагаемом месте высадки революционеров. Командование флота и авиации получило следующее распоряжение:

«Начинайте поиск самолетами военно-воздушных сил белой яхты 65 футов, цепь занимает почти всю длину судна, без названия, под мексиканским флагом, вышла из Туспана, штат Веракрус, Мексика, 25 ноября. Предполагаемое направление область Орьенте. Доложите результаты в Центр. Генерал Родригес Авила».

После многократного повторения этого текста ошибку все же исправили, заменив слово «цепь» [cadena] на «каюта» [cabina].

Тем временем на борту яхты, согласно дневнику Рауля Кастро, «каждый окурок был бесценным». «Ночью мы взяли курс прямо на Кубу, отчаянно высматривая маяк Кабо-Крус, испытывая нехватку воды, топлива и продовольствия». Топлива осталось только десять четырнадцатигаллонных бочонков (т. е. всего 53 литра). «Гранма» набрала много воды, и, когда «в два часа утра задул штормовой ветер, положение стало тревожным. Впередсмотрящие крутили головами, вглядываясь в темноту [в поисках] светового пятна на горизонте, которое все не появлялось. Роке [Роке Нуньес, опытный моряк, которого Фидель назначил штурманом] взобрался на маленькую наблюдательную площадку, стремясь увидеть свет на мысу, но не удержался и упал в воду».

Начался безнадежный поиск в темноте. Судно описывало все более и более широкие круги, безуспешно пытаясь найти товарища среди высоких волн в бурном море. Фидель настойчиво требовал продолжать поиск. Луны в небе не было.

Леонардо Роке провел час в одиночестве среди моря, размышляя о своих матери и отце и о том, насколько лучше было бы не утонуть, а погибнуть как-нибудь по-другому — например, в настоящем революционном сражении... И тут перед ним появилась яхта; он услышал, как Фидель выкрикивает его имя. После тысячи и одной неудачи его удалось выловить из безжалостной воды, и два врача, Че Гевара и Фаустино Перес, сделали ему искусственное дыхание.

«Только после того как мы снова двинулись вперед, показался свет [маяка], но из-за рыскания судна последние часы плавания показались бесконечными». На рассвете в воскресенье 2 декабря, проведя 172 часа в море (путешествие заняло больше семи дней вместо запланированных трех), повстанцы увидели какой-то контур, напоминавший твердую землю.

«— Это Куба? — спросил Фидель одного из моряков, Онелио Пинто, — или какой-нибудь риф? Вы полностью уверены, что мы не на Ямайке?

— Да.

— Тогда давайте запустим моторы на всех парах и на полном ходу погоним к ближайшему берегу».

Им удалось продвинуться не очень далеко, так как примерно в двух тысячах ярдов от берега лодка села на илистую отмель. Видимость составляла не больше пятидесяти ярдов, и они смогли разглядеть только смутные очертания земли с редкой растительностью. Было тепло, 70 градусов по Фаренгейту (т.е. 20 по Цельсию).

Очень скоро повстанцам предстояло узнать, что они высадились около мангрового болота в месте, именуемом Велик, примерно в полутора милях от намеченного побережья Лас-Колорадас.

-------------------------------------------

¹ Фрегат - военный корабль переходного класса между легкими крейсерами и эсминцами