"Мау-Мау" в Санта-Кларе.

Когда повстанцы направлялись в Санта-Клару, впереди них летела завоеванная ими слава. Принятое ими название «мау-мау» подразумевало, что они люди чести, которые великодушно освобождают своих пленников после того, как объяснят им идеи и смысл Революции. Они одинаково оказывали помощь и своим, и вражеским раненым, никогда не покидали товарищей в ходе боя, предупреждали о своих нападениях, избегали бесполезного кровопролития, мстили за преступления против народа и никогда не терпели поражений.
Вслед за славой шел капитан Рохелио Асеведо, несший на своих семнадцатилетних плечах огромный груз ответственности. Он со своим подразделением двигался впереди в качестве разведки. За ним следовала «команда самоубийц», а далее — остальная часть колонны во главе с майором Эрнесто Геварой, которого все называли Че, тем самым, о котором рассказывали, что в сражении он одновременно оказывался во всех местах боя. Рядом с ним в красном джипе «Тойота» ехала женщина по имени Алейда Марч; она знала город как свои пять пальцев и должна была обеспечить Че народную поддержку. Ей также предстояло показывать дорогу по гребням крыш и садовым аллеям.
В городе было спокойно; полицейских сирен здесь не слышали на протяжении вот уже двадцати четырех часов. Солдаты, проинструктированные своими командирами, скрывались в казармах или на укрепленных оборонительных рубежах. Авангард Асеведо подъехал к Санта-Кларе на двух джипах в два часа ночи. Подобравшись к университету, бойцы прежде всего столкнулись с парой местных проституток, попытались узнать у них хоть что-нибудь, но так и не получили никаких полезных сведений насчет армии. Войска Батисты не проявляли своего присутствия; по дороге в город повстанцы встретили только несколько грузовиков с молоком.
Вторая группа повстанцев добралась до университета к рассвету. Че Гевара прибыл еще через два часа, около шести утра. В это время Асеведо, продолжавший движение, уже занимал радиостанцию СМК, находившуюся в двух километрах далее по шоссе.
Жившая на дороге в Санта-Клару Лолита Руссель, сочувствовавшая Движению 26 июля, увидела появление изможденных, грязных бойцов Асеведо. Ее мать приветствовала их от двери Криками: «Viva Cuba libre!» («Да здравствует свободная Куба!») «И вот эти люди Че собираются захватить казармы Леонсио Видаль?» — спросил ее отец. Лолита принялась убеждать его — дескать, боевой дух и так далее... В ответ отец сказал жене: «Лола, начинай укладывать вещи: когда эти парни пойдут назад, нам придется бежать с ними в горы».
Один очень молодой повстанец спросил Лолиту:
«— Сколько у Батисты солдат в городе?
— Тысяч пять, — ответила она и спросила, глядя ему в лицо: — Это много?
— Не знаю, много ли это, но для нашего командира, пожалуй, не слишком. Вот и все, что я могу сказать.
Асеведо выслал вперед взвод Пачо (Фернандеса Монтеса де Оку); тот смог пробраться глубже через предместья города и расположить в переулке засаду. Пачо увидел грузовик, развозивший молоко, и пропустил его, подумав: кто знает, через сколько дней горожане смогут получить молоко в следующий раз? Зато когда спустя несколько минут появился грузовик с солдатами, раздался беглый ружейный огонь, косивший противника. Почти сразу же появилась первая вражеская колонна. После краткой перестрелки группа Пачо отошла и присоединилась к отряду.
Основные силы колонны № 8 начали выдвигаться от университета ближе к восьми часам утра. Они шли, разобравшись в две «индейские цепочки», гуськом, вдоль кюветов. Че в сопровождении маленькой свиты шел посреди. Гарри Вильегас: «Когда мы вступили в Санта-Клару, народ говорил, что Че прибыл с тремя женщинами: одной блондинкой — это была Алейда, одной брюнеткой — имелся в виду я, и еще одной тощей — это был Парри-та. Всех смущал внешний вид мой и Парриты, так как у нас были густые копны волос и не росли бороды».
Когда авангард добрался до радиостанции СМК, его уже встречали двое студентов. Они крепко держали солдата, которого хотели передать повстанцам. Пока его допрашивали, на шоссе появился джип, по нему открыли огонь, и он, визжа шинами, умчался прочь. Асеведо приказал двигаться дальше, так как люди, находившиеся в джипе, обязательно сообщили бы о встрече на дороге. О том, что было дальше, рассказывал Гиле Пардо:

«Мы успели пройти не более 300 метров, когда внезапно из-за поворота шоссе показался легкий танк, открыв на ходу огонь. Мы немедленно остановились и принялись отстреливаться. Я помню, как перескочил с рюкзаком и винтовкой через забор из колючей проволоки, даже не уронив при этом шляпу».

Партизаны укрылись в дверных проемах и открыли ответный огонь. Легкий танк отступил, успев, однако, поразить насмерть пятерых и ранить еще нескольких повстанцев. Шоссе покрылось пятнами крови. Затем раздалась стрельба на левом фланге колон ны. Это вступили в бой солдаты с бронепоезда, расположившиеся на холме Карито.
На педагогическом факультете университета был устроен импровизированный центр переливания крови. Рассказывает доктор Адольфо Родригес де ла Вега:

«Фернандес Мель и я расположились на ночлег в углу одной из университетских аудиторий. Нас не разбудил даже ожесточенный обстрел во время авиационного налета. Время от времени на нас сверху сыпались разбитые стекла, но мы их не замечали. Раненые начали поступать примерно в час... Мы организовали дело так, чтобы заниматься на месте только наиболее серьезными случаями. Всех остальных можно было отправлять в Камагуани [населенный пункт], расположенный неподалеку».

Повстанцы добрались до железнодорожных путей и заняли там первую линию обороны, чтобы отрезать располагавшихся на холме солдат и преградить путь любому подкреплению, которое могло появиться на шоссе. Тем временем, начиная с 8 часов 35 минут, в сражение включилась авиация. Над городом появились десять «Б-26» и «Ф-47» и принялись бомбить и обстреливать окрестности. Бомба, упавшая неподалеку от родильного дома, разрушила сразу восемь домов. Партизаны, продвигавшиеся к холму Капиро, и колонна Директората, наступавшая на казармы Лос-Кабальитос, подвергались наиболее интенсивному обстрелу. В отличие от жителей Эскамбрея, населению Санта-Клары еще не приходилось испытывать бомбардировок, и все обитатели города были перепуганы. Город сотрясался от разрывов бомб.
Отряд Директората, насчитывавший около ста человек, вступил в Санта-Клару по шоссе со стороны Маникарагуа. Люди ехали в колонне грузовиков, во главе которой следовали два легковых автомобиля. Они двигались довольно медленно из-за препятствий, которые успели воздвигнуть на дороге сами повстанцы, но зато довольно долго не имели столкновений с армией. Их Целью были казармы Лос-Кабальитос, где размещалось подразделение охраны шоссе, а также штаб и казармы 31-го эскадрона жандармерии. Наступавших там поджидали четыре сотни солдат при поддержке четырех танков. После первых стычек с армейскими заставами колонна разделилась на две части и, невзирая на бомбежку, продолжила движение.
К одиннадцати утра отряды Директората находились на расстоянии шестисот ярдов от казарм. Группы Ньевеса и Дреке заняли позиции в здании компании «Кока-кола» и родильном доме
Кабреры. Абрантес начал атаку на Лос-Кабальитос и был отражен, но группа лейтенанта Лопеса сумела зайти в тыл к противнику. Дреке докладывал:

«Приблизительно в одиннадцать утра или в полдень ситуация стала совершенно критической; так, несколько солдат выехали из штаба эскадрона в легких танках и принялись обстреливать нас и товарищей, занявших позиции вокруг зданий. Жандармы стреляли, а затем отступали к казармам, в то время как другие продвигались в легких танках».

Полковник Касильяс, находившийся в казармах Леонсио Видаль, пребывал в отчаянии. Он не имел никакого представления о происходящем; ему было известно только то, что «мау-мау» на улицах города, атакуют военные посты и что он находится is положении обороняющегося. Он обратился по телефону к высшему командованию базы «Колумбия», в Гаване, с просьбой о переброске по воздуху подкрепления из Сьенфуэгоса и об усилении действия авиации. «Колумбия» отозвалась усилением бомбежек. Над окрестностями Санта-Клары снова повисли «Б-26» и «Морские фурии». Налеты продолжались с 10.42 утра до 4.54 пополудни.
Радиостанция СМК транслировала резкий голос с аргентинским акцентом, с несколько нечетким от усталости выговором: Че обращался к населению с предложением сотрудничать с повстанцами. «Военное положение режима ухудшается день ото дня, поскольку его солдаты не желают сражаться». В два часа утра передача была повторена радиостанцией Санкти-Спиритуса, а затем ее запись передали «Радио тьемпо», «Унион радио» и «Радио насьональ». Принимавшие активное участие в военных действиях подпольщики передавали обращение Че: командир повстанцев просил баррикадировать улицы, чтобы затруднить проезд бронеавтомобилям, и отключить электро- и водоснабжение города, чтобы тем самым осложнить положение осажденного гарнизона. Еще одна (и даже более мощная) организация Санта-Клары приступила к выполнению распоряжений Че, блокируя улицы автомобилями со спущенными шинами, матрацами и мебелью, выброшенными из окон.
Когда Че покидал здание радиостанции СМК, какая-то девушка попросила его попозировать для фотоснимка, и он согласился.
Че был озадачен: ситуация была далеко не ясной. Действительно, его войска продвигались по городу, но противник значительно превосходил его численностью, а легкие танки делали еше большей разницу в силах. Контратака оборонявшихся могла бы оказаться смертельно опасной для партизан. Че сказал Фернандесу Мелю, что для овладения Санта-Кларой потребуется по крайней мере месяц боев и потому атаки необходимо усилить.
Че приказал начать реальное продвижение в центр города. В то время как взвод Рамона Пардо при поддержке «команды самоубийц» сдерживал солдат из бронепоезда, стрелявших с холма Капиро, главные силы повстанцев направились в центр Санта-Клары и с удивлением обнаружили, что жители открывают двери, приветствуют и предлагают им воду и кофе.
На южном фронте отряды Директората, переждав бомбежку, воспользовались наступлением сумерек и провели контратаку. В результате гарнизон Лос-Кабальитос отступил обратно в казармы. На направлении Санто-Доминго, к западу от Санта-Клары, отряды Виктора Бордона встретили и сумели остановить автоколонну с подкреплением, направлявшимся к противнику. На подходе к Хатибонико взводы Оло Пантохи и Сан-Луиса Рейеса также организовали скрытые заслоны и вели непрерывное наблюдение за местностью, чтобы не дать возможности никаким подкреплениям прорваться к центру провинции.
С наступлением сумерек повстанцы, несмотря на значительное число потерь, хотя и очень медленно, но двинулись вперед. Они сумели блокировать подкрепления, подходившие к Санта-Кларе и с востока, и с запада, и фактически заняли Тринидад. Преодолевая большие трудности, они начинали оказывать давление на центральные районы города. Армия, несмотря на свое материальное и численное превосходство, не была способна контратаковать или хотя бы мобилизовать те огромные силы, которые находились в казармах Леонсио Видаль. Гражданские жители перегораживали баррикадами улицы, чтобы не дать возможности оборонявшимся ввести в действие танки.
Тем утром капитан Асеведо организовал пулеметную точку в доме близ университета. Хозяин, профессор Луис Гарсия, спросил, можно ли будет ему уйти с повстанцами, если те потерпят поражение. Асеведо ответил: «Доктор, мы вовсе не собираемся отступать». Похоже было, что он собирался доказать свою правоту.
В ночь на 28 декабря Че перегруппировал свои силы и проанализировал некоторые важные и печальные уроки минувшего Дня. Он послал письмо Кубеле: «Мы лишь с трудом смогли немного продвинуться, потеряв четырех человек убитыми и еще несколько ранеными. Попытаем счастья этой ночью. Сообщи мне о своем точном положении, чтобы я мог действовать более уверенно. Че».
Той ночью Че опять не спал. Он носился со своим эскортом взад и вперед по железнодорожным путям, разыскивая уязвимые точки бронепоезда и наилучшее место для подрыва рельсов. Незадолго до рассвета при помощи желтого трактора «Катерпиллар Д-6», принадлежавшего сельскохозяйственному департаменту Сайта-Клары, повстанцы разобрали рельсы в двух с половиной милях от поезда. Армия лишилась возможности оттянуть поезд назад, к казармам Леонсио Видаль. Капитан Асеведо вспоминал, что Че «мог время от времени делать или приказывать сделать вещи, непосредственный смысл которых не доходил до нас, но в которых, как оказывалось потом, проявлялась его поразительная боевая интуиция».
Как только бронепоезд и холм Капиро оказались отрезанными, Че приказал усилить наступление на Санта-Клару. «Команда самоубийц» была направлена для атаки полицейского управления, подразделение Асеведо — к зданию суда и тюрьмы, а Аль-берто Фернандесу (Пачо) с малочисленным взводом был поручен «Гранд-отель». Отряду капитана Сайаса было приказано заняться солдатами, засевшими на холме Капиро, а капитану Альваресу — отправиться на усиление колонны Директората, которая вела бой с 31 -м жандармским эскадроном у казарм Лос-Кабальи-тос. Резервной группе, возглавляемой лейтенантом Пабло Ри-вальтой, было приказано направиться в район Дель-Кондадо, атаковать здания фирм «Рауль Санчее» и «Марти» и предпринять действия по сдерживанию войск, находившихся в казармах Леонсио Видаль. Отрезать главные силы и атаковать слабейшие звенья — таков был стратегический принцип Че во все предшествующие месяцы.
Войска Че вошли в Санта-Клару. Ривальта родился и вырос неподалеку от города, и поэтому его люди ясно представляли себе, куда направляться. Но не так обстояло дело с подразделением Асеведо, шедшим вначале по противоположной стороне той же улицы, или с «командой самоубийц», которые совершенно не ориентировались в Санта-Кларе. Да и сам Че, который на Кубе знал лишь горы Сьерра-Маэстры, Сьерра-Эскамбрея да тот маршрут, по которому прошел между ними во время вторжения, чтобы передвигаться по ночному городу, был вынужден пользоваться услугами проводников из подполья, и особенно Алейды Марч.
За ночь Сайта-Клара оказалась разрезанной на две части, а к рассвету повстанцы рассеялись по всему городу. Спустя несколько лет Че сказал, возможно, вспоминая и о событиях той ночи, что «партизанский боец — это ночной боец; другими словами, это значит, что он обладает всеми качествами ночного животного».
Дню 29 декабря предстояло стать поворотным этапом боев в Санта-Кларе. Войска Батисты сумели оправиться после неожи данного нападения, мобилизовать и развернуть свои силы и контратаковать партизан, которых значительно превосходили и числом, и вооружением. Но фронт Че был невидим — несуществующая передовая линия продолжала при поддержке населения продвигаться вперед, отсекая вражеские цитадели одну от другой и сдерживая солдат противника. Позднее Че в книге «Партизанская война», исполненной того специфического юмора, которому суждено будет сводить с ума военных теоретиков, скажет: «Не существует никаких определенных передовых линий. Передовая линия _ это [понятие] более или менее теоретическое». Вот и тогда, 29 декабря, никакой картограф не смог бы изобразить разделительную линию между солдатами и повстанцами: ее просто не существовало. Повстанцы внедрились в городской пейзаж, буквально пропитали его, просочились сквозь защитные кордоны полковника Касильяса и стреляли в упор.
Отряды Директората, атаковавшие казармы Лос-Кабальитос, возобновили наступление на рассвете. Роландо Кубела попал под пулеметную очередь и был ранен. Руководство наступлением перешло к Густаво Мачину Оеду, присланному к Че Директоратом.
Тем временем на беспомощный город снова обрушились удары авиации: Санта-Клару принялись обстреливать два «Б-26». Журналист Хосе Лоренсо Фуэнтес сообщал:

«Жители большинства районов, охваченных боевыми действиями, в испуге поспешно покидали свои дома. Старики, женщины и дети метались по улицам с крохотными узелками одежды в руках в поисках наиболее безопасного места, где можно было бы укрыться и спасти свои жизни. Голод, страдание и ужас отпечатались на их лицах. Авиация обстреливала крыши, и целые группы мирных жителей были ранены или убиты. Много тел пришлось захоронить на задворках даже без гробов. Двенадцатилетний мальчик был поражен в грудь пулеметной очередью, а родители даже не могли подойти к нему».

Взвод Асеведо нанес удар по зданию суда. Ривальта вступил в район Дель-Кондадо. Там его хорошо знали, и жители оказали ему восторженный прием. Люди выходили на улицы, угощали повстанцев едой и кофе. Сразу же началось изготовление «коктейля Молотова» и организация дружин из населения. Был усилен натиск на близлежащие казармы Леонсио Видаль. Военные предприняли пару попыток прорваться сквозь партизанские порядки с использованием танков, но оба раза были отогнаны сильным огнем стрелкового оружия и решили не рисковать. Че пере нес свой командный пункт из университета поближе к району военных действий, в контору Управления общественных работ и зданий, расположенную на Центральном шоссе, менее чем к миле от того места, где были разобраны железнодорожные пути.
Несмотря на первые успехи, бой шел нелегко. «Наши люди сражались против солдат, поддерживаемых бронетехникой; мы обращали их в бегство, но дорого платили [за это] своими жизнями, и импровизированные больницы и кладбища начали заполняться ранеными и мертвыми».
Команда Ковбоя Кида захватила железнодорожный вокзал. Лейтенант Уго дель Рио имел там примечательную беседу по телефону:

«Телефон зазвонил, и я поднял трубку. Человек назвался командующим армией и спросил, какое положение в моем районе. Я ответил, что армия мятежников занимает городские улицы. Тогда он велел мне не волноваться, поскольку полиция скоро восстановит порядок, на что я ответил, что это будет трудно, так как мятежники владеют инициативой. Он спросил, кто с ним говорит. Я ответил: «Первый лейтенант Уго дель Рио». Он спросил, в каких я войсках состою: жандармерии или полиции. Я ответил, что ни в тех и ни в других, а в Повстанческой армии... Голос, ставший довольно злобным, сказал, что для того, чтобы навестить его в казармах Эсперанса, мне потребуется много храбрости. Я доложил о разговоре Че, и он велел мне убираться».

Че управлял военными действиями на бегу, появляясь внезапно в той или иной точке города, где шли ожесточенные бои. Он обладал хаотическим — но зато всеобъемлющим — представлением о происходящем благодаря контакту со всеми участками боевых действий и постоянному контролю за ходом операции. Около часу ночи в доме, принадлежавшем доктору Пабло Диасу, Че переговорил с двоими из своих капитанов, Гиле Пардо и Ковбоем Кидом; немного позже взводы Гиле и Альфонсо Сайаса начали атаки на полицейское управление и холм Капиро.
Повстанцы, разделившись на три группы, поднялись на холм и закидали солдат гранатами. В ответ их обстреляли из минометов. Но партизанам удалось использовать холм как укрытие от оружия бронепоезда, и они сумели лобовой атакой, перешедшей в рукопашную схватку, сбить солдат с позиций. Те спустились по противоположному склону холма и укрылись в бронированных вагонах. К трем часам дня поезд отступил, чтобы избежать огня повстанцев, которые, заняв позиции на холме, получили воз можность стрелять сверху вниз. Два локомотива стремительно повлекли поезд назад, но, пройдя приблизительно четыре километра, машинисты внезапно увидели, что прямо перед носом отсутствует около двадцати метров рельсового пути. Никакое торможение помочь уже не могло, и поезд сошел с рельсов. Локомотив врезался в гараж, раздавив там несколько автомобилей. Шум стоял невероятный — не столько от столкновения, сколько от скрежета металла катившихся под откос вагонов. Романист Эд-мундо Десноэс так описал эту аварию:

«Поезд, весь перекошенный, лежал неподвижно. Зеленые бутылки кока-колы, темные бутылки пива «Хэть-юэй» и бесцветные бутылки «Кави», банки томатного сока «Либби», груш «Бартлет», супов из спаржи и гороха «Кэмпбелл» были разбросаны по всем вагонам, опрокинувшимся и искореженным с начала до конца, в дыму и пыли, окутывавшей состав».

Лейтенант Роберто Эспиноса с частью команды Гиле Пардо (сам Гиле находился в это время вместе с Че в центре города) атаковал бронепоезд неподалеку от перекрестка улицы Индепен-денсиа и шоссе на Камагуани и захватил сорок одного солдата, не дав им ни малейшего шанса для сопротивления. Эспиноса вспоминал: «Охранники не смели отойти от поезда и потому не знали, сколько нас было на самом деле. Мы безостановочно палили по ним, и чуть только кто-нибудь из них высовывал голову, то с ним было покончено. Кроме того, они были перепуганы крушением поезда».

И вот восемнадцать партизан полностью контролировали триста пятьдесят солдат, находившихся в бронепоезде. На крыше, в тридцати пяти — сорока ярдах от поверженного состава, был установлен пулемет 0,30-го калибра, очереди которого пробивали насквозь небронированные крыши вагонов. На поезд посыпались первые порции «коктейля Молотова». Эспиноса, захвативший три из двадцати двух вагонов, не давал пошевелиться обитателям остальных девятнадцати.
Че и капитан Пардо находились в центре города, пытаясь захватить танк, когда им сообщили об этих событиях. Че, не в силах сопротивляться искушению броситься в гущу боя, со всей возможной скоростью кинулся к железной дороге. Он вскарабкался на крышу одного из лежавших под откосом вагонов, в котором находилось 20-миллиметровое орудие.

«Тогда разыгрался очень интересный бой, в ходе которого людей выдавливали из бронепоезда при помощи «коктейля Молотова». Они были невероятно хорошо вооружены, но желали сражаться только на расстоянии, с удобных позиций и против фактически беззащитного врага, наподобие войны колонизаторов с индейцами на американском Западе. Их изводили люди, кидавшие в них бутылки горящего бензина с соседних вагонов и других удобных точек. Благодаря стальной броне поезд обратился в настоящую духовку для солдат».

Пока шел этот бой, примчался посыльный с донесением о том, что по шоссе со стороны Камагуани к людям Батисты подходит подкрепление. Че оставил Пардо командовать захватом бронепоезда и бросился организовывать оборону.
Стрельба и забрасывание бутылками с горючей смесью продолжались. Часом позже Пардо предложил противнику капитулировать. После беседы с сержантом, который угрожал ему автоматом «томпсон» и отказывался сдаваться, а затем с главным врачом поезда он сумел вступить в контакт с командиром бронепоезда Гомесом Кальдероном, который согласился вести переговоры с Че, но только на борту поезда. Пардо послал гонца найти своего командующего. Че возвратился довольно скоро: новости о подходе армейских подкреплений от Камагуани оказались ложными, и он не успел отъехать далеко. Вместе с ним был представитель Красного Креста Леовальдо Карранса; он взобрался на фонарный столб и принялся размахивать белым флагом с красным крестом посередине, подавая тем самым знак, чтобы Че пропустили к поезду. Вдруг за спиной Че раздался голос: «Ты боишься?» Он оглянулся и увидел улыбающуюся Алейду.
Положив винтовку, Че пошел к бронепоезду и встретился на полпути с его командиром Гомесом, который держал в руке пистолет. Когда Че сказал, что у него нет оружия, Гомес отдал пистолет Каррансе.
«— Я хотел бы, чтобы наш разговор не могли слышать солдаты, — заявил Гомес, и Че согласился. Они вместе подошли к одному из вагонов.
— Майор, я даю вам слово чести, что если вы позволите нам вернуться в Гавану, мы не сделаем ни одного выстрела, — сказал командир бронепоезда.
Че улыбнулся.
— Я верю вашему слову чести, но не могу рисковать тем, что ваши пули убьют еще кого-то из кубинцев, хоть здесь, хоть там».
Че дал команде бронепоезда четверть часа на капитуляцию и предупредил его командира, что тот понесет личную ответственность за любое последующее кровопролитие. Но эти пятнадцать минут Гомесу не понадобились. Уже спустя несколько секунд из вагонов посыпались безоружные солдаты.
Повстанцы в изумлении уставились на захваченную добычу. Они чувствовали себя так же, как Али-баба, проникший в пещеру сорока разбойников, как Писарро¹, обнаруживший сокровища инков: шесть базук, пять 60-миллиметровых минометов, четыре пулемета 0,30-го калибра, 20-миллиметровое орудие, тридцать восемь автоматов «браунинг», гранаты, 600 автоматических винтовок, пулемет 0,50-го калибра и почти миллион единиц боеприпасов; «их зенитное оружие и пулеметы; их невероятное количество боеприпасов...» В бронепоезде было больше вооружения, чем имелось у всех повстанческих сил в Сайта-Кларе.
Оружие было сразу же распределено по различным частям города. Че приказал изыскать возможность немедленно доставить одну базуку Камило Сьенфуэгосу в Ягуахай. Как было решено во время кратких переговоров о капитуляции, Че приказал троим из своих людей — доктору Адольфо Родригесу де ла Вега, Антонио Нуньесу Хименесу и Серафину Руису — сопровождать разоруженных пленных (почти четыреста человек) в Кайбарьен, чтобы передать их командиру стоявшего там фрегата, который доставил бы их в Гавану. Геваре было необходимо сбыть пленников с рук: он не мог выделить людей для их охраны, когда судьба сражения оставалась далеко не ясной. Кроме того, он подумал и о деморализующем эффекте от появления в Гаване побежденных солдат из такого крупного подразделения, как команда бронепоезда. Но вообще-то картина получилась довольно абсурдная: трое революционеров конвоируют четыреста солдат противника.
Спустя непродолжительное время авиация принялась бомбить потерпевший крушение поезд. Че попросил одного из активистов Д26 передать с радиостанции приказ об отправке из Кабальете-де-Каса подкрепления: теперь было чем вооружить людей.
Тем временем наступление повстанцев в Сайта-Кларе продолжалось. Взвод Альберто Фернандеса Монтеса де Ока, временами вступая в ожесточенные стычки, приближался к казармам Леонсио Видаль. Подразделение Ковбоя Кида наступало на полицейский участок. Колонна Директората продолжала осаду казарм 31-го эскадрона жандармерии. Взвод Уго дель Рио после драматической перестрелки с легким танком и бронеавтомобилем присоединился к отряду Кида.
Хотя в городе было отключено электроснабжение, очень многие жители продолжали и ночью следить за ходом битвы. Из сообщения СМК им стало известно о судьбе бронепоезда. По поручению Че передачи вела группа подпольщиков Движения 26 июля. Радиостанция была оснащена вспомогательным электрогенератором, а ее передачи можно было слушать по батарейным радиоприемникам. Радиоволны разносили следующее сообщение:

«Внимание, говорит колонна № 8 имени Сиро Редондо Повстанческой армии Движения 26 июля. В ближайшее время мы передадим по радио сообщение для населения Кубы и особенно [провинции] Лас-Вильяс о наступлении повстанческих сил, штурмующих Санта-Клару. Только что в плен сдалось более трех сотен офицеров и рядовых из числа армейского инженерного корпуса».

На следующее утро, 30 декабря, «Радио ребельде» опровергло телеграфное сообщение Международного агентства печати, в котором говорилось о гибели Че:

«Чтобы успокоить родственников в Южной Америке и жителей Кубы, мы желаем удостоверить вас в том, что Эрнесто Че Гевара жив и пребывает на передовой линии. Он захватил бронепоезд, о чем мы сообщали недавно, и скоро займет город Санта-Клара, который был атакован несколько дней тому назад».

Запасы вооружения, захваченные в бронепоезде, были использованы для мобилизации оставшихся людских резервов из лагерей Кабальете-де-Каса, Эль-Педреро, Гавильянос и Мана-кас, которым предстояло усилить отряды, участвовавшие в боях. Благодаря приливу свежих сил, преимуществу, достигнутому накануне, и всесторонней поддержке со стороны населения отряды повстанцев смогли записать на свой счет все новые и новые победы.
Авиация в тот день произвела тридцать налетов на город. Вскоре после бомбежки в руках повстанцев оказались казармы Лос-Кабальитос. Часть солдат отчаянно пыталась пробиться к штабу 31-го эскадрона, но оказалась под перекрестным огнем партизан и жандармов. Несколько человек было убито или ранено, а остальные сдались бойцам Директората.
Самая жестокая борьба в тот день шла за полицейское управление, которое защищали почти четыреста полицейских во главе с полковником Корнелио Рохасом, у которых на вооружении было несколько легких танков. У Рохаса были серьезные основания стремиться избежать плена: он был известен недавними пытками и убийствами мирных жителей. Команда Ковбоя Кида окружила здание, но партизанам было чрезвычайно трудно приблизиться к нему. Даже при поддержке пяти других подразделений и части взвода Че осаждавших насчитывалось не более семидесяти человек. В узких улочках, окружавших управление, они не могли свободно маневрировать, и несколько человек уже получили ранения. Хуже того, полицейское управление, располагавшееся перед парком Дель-Кармен, находилось на расстоянии всего-навсего пятисот ярдов от казарм Леонсио Видаль, и оттуда в любой момент могла последовать контратака. Эмеридо Мерино, отбивая дом за домом, убирая одного постового за другим, подтянул свое отделение поближе к зданию; его шляпа уже напоминала решето.
Ковбой Кид приказал применить новую тактику поиска наилучшего положения для начала атаки: продвигаться не вдоль домов, а сквозь них. Партизаны при помощи жителей принялись пробивать стены, приближаясь таким образом к церкви, расположенной напротив управления полиции. Район прорезали невидимые тропы.
Вторым путем подхода были крыши. Ковбой Кид, как обычно, не обращал внимания на опасность и слишком много рисковал. Товарищи упрекнули его за это и услышали обычный ответ: «Пулю, которая попадет в тебя, не услышишь». Он занял позицию на крыше дома на улице Гарофало, приблизительно в пятидесяти метрах от полицейского управления. Вместе с ним были Орландо Бельтран и Леонардо Тамайо, который успел к тому времени оправиться от ран в кабайгуанском госпитале. Орландо позднее докладывал: «Едва мы успели найти укрытие, как увидели группу из шести жандармов, бежавших через парк. Мы атаковали их, но два танка, находившиеся поблизости, начали стрелять в нас из своего оружия тридцатого калибра».
Об остальном рассказывал Тамайо:

«Я крикнул: «Кид, ложись, или тебя убьют!», но он не послушался. Тогда я крикнул снова: «Эй, что с тобой, почему ты не стреляешь?» Он не ответил. Я посмотрел и увидел, что он залит кровью. Мы сразу подняли его, понесли к врачу. Но рана оказалась смертельной: пулевое попадание из «М-1» в голову».

Че, пробираясь через дома к передовым позициям, с которых предстояло атаковать полицейское управление, увидел людей, несших тело Ковбоя Кида. Он был глубоко удручен гибелью самого боевого, пылкого и бесстрашного из своих капитанов. «[Это все равно, как если бы] они убили сотню моих людей».

324

вал и возможность поражения. Поэтому он предусмотрел образ действий, позволявший сохранить значительную часть своих сил и восстановить фронт в случае необходимости.

31 декабря молодой журналист встретился с майором Гева-рой в здании Департамента общественных работ, где размещался командный пункт Повстанческой армии. Авиация Батисты продолжала налеты на город, и взрывы бомб, сбрасываемых с «Б-26», были слышны издалека.

«Кто-то из стоявших рядом показал мне Че. Это действительно был он, тощий, со спутавшимися волосами, в изодранной форме и с рукой на перевязи. Его нельзя было бы отличить от самого обычного солдата, если бы не проницательные и необыкновенно яркие глаза на этом утомленном лице».

Че находился на грани изнеможения, но ему еще предстояло разделаться с полицейским участком, стоившим революционной армии одного из ее лучших капитанов, и с казармами Леонсио Видаль, в которых засела тысяча триста человек, по-прежнему имевших огневую мощь, превышавшую возможности всех революционных сил в городе. Он также должен был уничтожить снайперов, расположившихся в «Гранд-отеле» и здании суда, и захватить казармы жандармерии, продолжавшие приковывать к себе колонну Директората.

Че готовил решающий удар, исходя из точной оценки настроения, преобладавшего среди солдат Батисты: никто из них не стремился перейти в контрнаступление. Он брал на себя огромную ответственность, четвертый день подряд бросая в сражение бойцов, которым давно уже не удавалось хоть немного поспать, которые были предельно измотаны несколькими неделями непрерывных боев и потеряли многих из своих командиров... А ведь этим бойцам постоянно приходилось иметь дело с превосходящими силами врага, располагавшего поддержкой танков.

«Я помню эпизод, продемонстрировавший, насколько велика была сила духа наших войск в те последние дни. Я отругал солдата, который спал во время боя, а тот сказал мне, что у него отобрали оружие за то, что он плохо стрелял. Со своей обычной краткостью я ответил ему: «Иди без оружия на передовую и захвати себе другую винтовку... если сможешь». Позже, в Санта-Кларе, когда я навестил раненых в центре переливания крови, умирающий человек коснулся моей руки и сказал: «Помните, командир? Вы в Ремедиосе велели мне добыть себе винтовку... так вот, я добыл ее здесь». Это был тот самый боец, который плохо стрелял. Он умер спустя несколько минут и, казалось, был счастлив оттого, что успел доказать мне свою храбрость».

Погибшего подростка звали Мигель Аргин.

В то утро бои в Санта-Кларе шли повсеместно. «Команда самоубийц», стремившаяся отомстить за своего командира и получившая подкрепление, готовила решающую атаку на полицейский участок. А там, внутри, начался разлад. Полковник Рохас застрелил одного из своих офицеров, капитана Оливеру, за то, что тот хотел сдаться. В задней стене кармелитской церкви, из которой группа повстанцев накануне выбила солдат, проделали бойницу, сквозь которую вели беспокоящий огонь по штабу. Водитель танка, попытавшийся прорваться оттуда, был поражен пулей в голову, и его тело так и осталось на месте гибели. Потери начали серьезно сказываться на настроении оборонявшихся; кроме того, они не имели возможности оказать помощь раненым. Полицейские были голодны, деморализованы и находились под постоянным обстрелом. К четырем часам дня полковник Рохас попросил о перемирии, чтобы вынести раненых. Тамайо предоставил на это два часа и намекнул, что Рохас мог бы подумать и о капитуляции. Они вели переговоры посреди улицы, но так и не достигли соглашения. Когда стрельба уже должна была возобновиться, полковник еще раз обратился к Тамайо, после чего тот в сопровождении нескольких повстанцев отправился в осажденное здание; сопровождавшие остались снаружи. Оказавшись внутри, Тамайо обратился непосредственно к полицейским, объявив им, что если они не желают больше сражаться, то им нужно всего-навсего бросить оружие на пол и по одному выходить наружу. Полицейские сразу же начали покидать управление, словно получили приказ от самого полковника Рохаса. Их оказалось триста девяносто шесть человек против ста тридцати повстанцев. Рохас в панике скрылся. Горожане, вошедшие в освобожденное полицейское управление, обнаружили в подвале орудия для пыток.

Полицейский участок оказался не единственной захваченной цитаделью. Здание администрации провинции с его сотней солдат было атаковано с фронта отрядом Альфонсо Сайаса, а с тыла — взводом Альберто Фернандеса (Пачо), которому удалось проникнуть в здание, проломив несколько стен. Появление Пачо с гранатой в руке оказалось настолько неожиданным для солдат, что те поторопились сдаться.

Капитан Асеведо со своим подразделением захватил здание суда несмотря на то, что в его обороне участвовали танки. В это время произошел очередной авиационный налет на город. Пять самолетов сбрасывали пятисотфунтовые бомбы, которые разрушали здания, словно те были сделаны из бумаги. Бомбардировщики особенно старались поразить только что захваченный суд, но в действие были пущены снятые с бронепоезда зенитные установки, и самолеты исчезли с неба над Санта-Кларой.

Затем настала очередь тюрьмы. Политические заключенные были освобождены, а уголовники в суматохе улизнули сквозь пролом в стене. Подразделения повстанцев, завершившие действия в центре города, подходили к казармам Леонсио Видаль, усиливая нажим на них. Шла помощь и к отряду Ривальты, который умудрился укрепиться в сотне ярдов от базы в районе Дель-Кон-дадо.

В самом разгаре был бой в «Гранд-отеле», где на десятом этаже засела дюжина снайперов, а также полицейские и ненавидимые всеми палачи — сотрудники военной секретной разведывательной службы. Их обстреливали из парка и зданий напротив. Группе под руководством Альберто Фернандеса Монтеса де Оки удалось поджечь «коктейлем Молотова» второй этаж гостиницы. Солдаты оказались заперты в здании: водоснабжение было отключено, запасов продовольствия у них также не было. Но они ранили нескольких мирных жителей, пытавшихся пересечь парк, добровольцев из числа горожан и все еще имели вдоволь боеприпасов. Команда во главе с юным Асеведо вступила в «соревнование по битью стекол» со снайперами Батисты. Пули партизан ложились все точнее и точнее.

В начале второй половины дня Че услышал по радио, что гарнизон Ягуахая сдался отряду Камило, который теперь получил возможность принять участие в заключительной атаке на казармы Леонсио Видаль.

Полковник Касильяс Лумпи говорил с Батистой в десять часов утра. Он сообщил диктатору о том, что город вот-вот окажется в руках мятежников и что он срочно нуждается в подкреплениях. Ему не удалось добиться от Батисты ничего, кроме фальшивых обещаний. После обращения к своим офицерам и солдатам, в котором полковник требовал от них продолжения героического сопротивления, Касильяс Лумпи облачился в штатское платье, надел соломенную шляпу и, объяснив, что отправляется в инспекционную поездку по провинции, сбежал из казарм вместе со своим начальником штаба Фернандесом Суэро.

Теперь у войск Батисты осталось только три вооруженных анклава: «Гранд-отель», штаб 31-го эскадрона и казармы Леонсио Видаль. Че знал, что вот-вот должно начаться заключительное наступление на Сантьяго-де-Куба и что поэтому он обязан немедленно уничтожить эти три очага сопротивления. Заканчивался 1958 год.