ПОСЛЕДНИЕ ДНИ НОЯБРЯ.
18 ноября 1965 года Чамалесо, выступая перед конголезцами, среди которых был и командующий фронтом Ильдефонс Масенго, сказал, что принято решение отказаться от борьбы.
В лагере множились слухи о том, что конголезцы решили уйти с позиций. Вслед за слухами ширилось беспокойство. Че не сдавался. На встрече с самыми доверенными из членов его отряда обсуждалась возможность организованной эвакуации, после которой следовало пересечь с небольшой группой партизан всю страну и присоединиться к действовавшим на севере повстанцам, во главе которых стоял Пьер Мулеле. Правда, это означало прогулку более чем в шестьсот миль по незнакомой территории, в ходе который нужно было, не имея проводников, пересекать девственные джунгли. При этом партизаны даже не знали точно, в какой стране находился Мулеле, так как они ни разу не вступали в контакт с ним и его силами.
Че настаивал на том, чтобы остаться в Конго с ядром отряда. Спустя несколько месяцев он объяснял:
"Мое намерение состояло в том, чтобы эвакуировать больных, слабых, всех, кто нетвердо держался на ногах, и продолжать борьбу, оставшись с маленькой группкой. Имея в виду эту цель, я провел небольшое испытание... которое дало обескураживающие результаты: почти никто из товарищей-бойцов не был готов к продолжению борьбы. Так что решение оставалось за мной".
На следующий день, 19 ноября, часть конголезского контингента начала отступать в направлении Физу. Че, не имевший связи с баркасом, отплывшим в Танзанию еще до того, как было отдано распоряжение об эвакуации, решил приказать сжечь лагерь и документы. Но прежде чем приказ был отдан, кто-то поджег пороховой склад.
"Пока я поджидал отставших, мы смогли с первого холма по дороге на Джунго посмотреть фейерверк: как горели и взрывались драгоценные пороховые боеприпасы. Было много отставших; их, казалось, одолевала застарелая усталость и тревожный недостаток жизненных сил. В группах практически не осталось конголезцев".
К трем часам им удалось связаться с капитаном Лоутоном, находившимся на береговой базе в Танзании, и передать, что ему следует возвратиться в Конго, потому что предстояла эвакуация.
"Выражение на лицах всех товарищей изменилось, как только они услышали из-за озера слово "понято", как будто перед ними помахали волшебной палочкой...
Все командиры уходили; крестьяне становились все враждебнее к нам. Но мысль о полной эвакуации, о том, чтобы уехать тем же путем, которым мы прибыли сюда, оставив позади беззащитных крестьян и людей, которые, хотя и имели оружие, но были также беззащитны, учитывая их скудные боевые навыки борьбы, побежденных и чувствующих себя преданными, глубоко ранила меня.
Что касается меня, то остаться в Конго не было бы * жертвой, и не был ею один год, или пять лет, которыми я пугал моих людей; это была часть идеи борьбы, которую я полностью разработал в голове.
На самом деле мысль о том, чтобы остаться, просуществовала до глубокой ночи; пожалуй, я так и не принял решения и просто стал еще одним из беглецов".
Прибыла депеша с Кубы, в которой Че убеждали, что попытка соединиться с Мулеле на севере Конго была бы безумием и ему следует "искать любой возможный путь, чтобы выбраться оттуда".
Виктор Дреке:
"Эвакуацию следовало провести среди большого количества конголезских партизан и гражданских жителей, которые собрались там, убегая от наступавших бельгийцев, не щадивших никого. Это было устрашающее зрелище, потому что среди всей этой толпы были раненые и больные люди, женщины, дети, старики. Нам нужно было несколько лодок, чтобы вывезти всех, но эти лодки не существовали".
В тот вечер Че предпринял еще одну попытку остаться; он настаивал на том, чтобы дождаться группу кубинцев, которая должна была подойти, но скорее всего погибла. Среди кубинских командиров возник бурный раздор. Эмилио Арагонес, у которого Че в разгаре спора сбил с головы шляпу, заявил, что если вся проблема в том, как погибнуть, то он, после того как все остальные будут эвакуированы, с превеликой радостью усядется рядом с Че на причале и поспорит с ним о том, что же такое идеализм, черт бы его побрал. В конце концов Че сдался.
"Для меня ситуация была решающей. Двоих придется оставить, если они не явятся в течение нескольких часов... Мои отряды представляли собой сборную толпу, из которой, по прикидкам, за мной последовало бы до двадцати человек, и у них должны были иметься дурные предчувствия на этот счет. И, наконец, что должен был делать я?
Наше отступление было бегством, откровенным и простым. Хуже того, мы становились сообщниками в обмане людей, остававшихся на суше. С другой стороны, кем я был теперь? У меня сложилось впечатление, что, после моего прощального письма Фиделю, товарищи начали воспринимать меня как человека из другого мира, как кого-то очень далекого от повседневных проблем Кубы, а я не испытывал желания настоятельно требовать от них жертвы - остаться. Так я и провел последние часы - в одиночестве, озадаченный".
К двум часам ночи появились три баркаса Лоутона; их появление предварялось пуском сигнальных ракет и бомбежкой. Первым делом они установили на одной из лодок пулемет.
"Эвакуация проходила организованно. На борт поднялись больные, затем весь штаб Масенго - сорок человек, отобранных им, а затем все кубинцы. А потом начался болезненный, жалкий и бесславный спектакль. Я был вынужден отказывать людям, которые просили взять их. В этом отступлении не было ни намека на величие, ни малейшего признака восстания".
Потом погрузились человек восемь руандийцев, оставшихся с группой до конца. Че хотел подняться на борт последним, но кубинские офицеры, решившие, что это уловка для того, чтобы остаться, отказались взойти на судно без него. Он поднялся на первый баркас в сопровождении Хосе Мартинеса Тамайо, Арагонеса и Фернандеса Меля.
К шести утра, когда стали видны первые здания в Кигома, Че со своей лодки обратился к кубинцам. Дреке дословно пересказал его выступление:
"Товарищи, по причинам, которые вам всем известны, настало время разделиться. Я не сойду с вами на берег; мы должны избежать любых провокаций. Сражения, которые мы вели, сильно обогатили нас опытом. Я надеюсь, что несмотря на все трудности, через которые мы прошли, если когда-нибудь Фидель обратится к вам с предложением отправиться на другое задание такого же рода, некоторые из вас ответят "есть". Я также надеюсь, что если вы окажетесь Дома к двадцать четвертому, когда вы будете есть молочного поросенка, о чем вы так мечтаете, то вспомните этих скромных людей и тех товарищей, которых мы оставили в Конго. Возможно, мы еще встретимся на Кубе или в какой-нибудь другой части мира". К баркасам приблизилась маленькая лодочка. Че спустился в нее, за ним последовали Мартинес Тамайо, Гарри Вильегас и Карлос Коэльо, и распрощался.
|