ТАТУ, африканский ПАРТИЗАН

В ЯНВАРЕ — ФЕВРАЛЕ 1965 ГОДА Эрнесто Че Гевара, в то время министр промышленности Кубы, совершил поездку по странам Африки. Он посетил Алжир, Мали, Конго (Браззавиль), Гану, Танзанию, Объединенную Арабскую Республику. Министр принял участие в работе II Экономического семинара афро-азиатских стран и познакомился с насущными проблемами Африканского континента. В Конго (Леопольдвиль) — ныне эта страна называется Заир — американо-бельгийские империалисты и режим Чомбе предпринимали попытки задушить движение за национальное освобождение. Руководитель этого движения Патрис Лумумба был убит агентами ЦРУ — акт, вызвавший волну глубокого возмущения во всем мире и рост солидарности с африканскими странами. Семинар в Алжире призвал оказать освободительным движениям военную и финансовую помощь, а также способствовать формированию военных кадров.

Конголезские повстанцы в лице их руководителя Гастона Сумиало обратились за поддержкой к кубинцам. Че не остался глух к просьбе конголезских борцов с неоколониализмом. Без сомнения, в той поездке у него родилось много идей...

2 ФЕВРАЛЯ 1965 ГОДА

“Черт побери, сколько же здесь негров! Похоже, на Кубе собрали всех негров, чтобы привезти сюда!” Это шутливое восклицание, вызвавшее всеобщий смех, принадлежало Варнеру Моро (Кававе) — первому представителю Революционных вооруженных сил, нарубившему на сафрах миллион арроб сахарного тростника. 6 часов утра 2 февраля 1965 года. Около ста кубинцев, в большинстве своем лю дей молодых, но уже с немалым боевым опытом — они боролись с бандитами в горах Эскамбрая, с наемниками на Плая-Хироне, а кое-кто сражался и в рядах Повстанческой армии, — удивленно смотрят друг на друга, весело смеются. Они добровольно собрались в военном лагере в гористой части провинции Пинар-дель-Рио, чтобы отправиться в опасную зарубежную командировку минимум на пять лет. Эти люди еще не знают, куда поедут и что там будут делать, но ими движет дух интернационализма. Они помогли своей родине стать независимой и готовы сделать то же самое для других народов. После напряженной подготовки продолжительностью чуть больше двух с половиной месяцев они направятся в Конго (Леопольдвиль). Подготовкой руководил майор Виктор Дреке, бывший а то время заместителем командующего силами, которые сражались против бандитов в Эскамбрае.

Об эпопее на африканской земле, которая началась 24 апреля и закончилась 21 ноября 1965 года, почти не писали. Вот что вспоминает об этом участник событий — полковник Виктор Дреке, действовавший в отряде конголезских партизан под именем майор Моджа. — Тридцатого марта Османи Съенфуэгос привез меня в один дом близ Лагито, в окрестностях Гаваны, и там я узнал, кто будет командовать отрядом, который мы подготовили в Пинар-дель-Рио. Мне, правда, уже показывали несколько снимков, но я не узнал этого человека, хотя меня уверяли, что мы знакомы. Османи сообщил мне, что Фидель решил назначить меня не командиром, а помощником командира отряда, и спросил, что я думаю по этому поводу. Я ответил, что главное для меня — поехать туда, а кем — командиром, его помощником или простым солдатом — все равно. Тут Османи говорит: “Я тебя привез, чтобы ты увидел того человека, помнишь, на фотографиях! Неужели ты его не знаешь?” Мы сидели во дворике. Вижу, из дома вышел человек — белый, остриженный наголо, в очках. Я поздоровался с ним, а Османи спрашивает: “Ты его знаешь?”— “Нет, — говорю, — никогда его не видел, даже в газетах”. — “Так вот: этот товарищ назначен командиром отряда”. Я обратился к вошедшему: “Вы хотите, чтобы я доложил об отряде?” “Нет, потом потолкуем, — говорит он и обращается к Османи: — Слушай, давай ему скажем все, не будем водить Дреке за нос”. Тогда Османи заявляет: “Ты не знаешь Че?” Я вскочил как ошпаренный, а Че расхохотался. Стали мы разговаривать, я ему доложил про отряд, но оказалось, что хотя он и не участвовал в подготовке, но все знал. В свою очередь он рассказал нам о Конго, о том, чем можно помочь конголезцам, какая там обстановка. Говорил и об истории страны, обо всем, что видел во время недавней поездки по Африканскому континенту. Че говорил с большим подъемом, и я видел, что он полюбил Африку. Вечером накануне нашего отъезда приехал проститься Фидель. Именно тогда Че передал ему свое знаменитое письмо, которое было опубликовано в октябре 1967 года. Че писал там: “Не стоит зря переводить бумагу”, и это не случайно он долго писал, а потом рвал и жег исписанные страницы.

Когда мы уже находились в самолете (в кресле у прохода сидел Папи, в центре — Че, у окошка — я), то вдруг увидели, что с нами летит журналист Луис Гомес Вангуэмерт, который множество раз беседовал с Че и брал у него интервью, но на этот раз его не узнал. Я думаю, Вангуэмерт так до конца дней своих и не догадался, что летел в одном самолете с Че, когда тот покидал Кубу

— После долгого пути, пролегавшего через разные страны, 19 или 20 апреля мы прибыли в Танзанию; Че под именем Рамон, Тамайо — Рикардо, а я — Роберто, Сальсерио Тапиа. Нас так и называли: “Три Р”. В Дар-эс-Саламе началась подготовка к тайному проникновению в Конго (Леопольдвиль). Прежде всего Рамон дал нам новые имена. Сделал он это очень просто: взял суахили-французский словарь и нарек меня Моджа (то есть “один”, потому что вначале планировалось назначить меня командиром отряда), Тамайо -- Мбили (“два”), а сам Че, который по документам был врачом и французским переводчиком, стал Тату (“три”). Другим товарищам, которые прибывали позднее новые имена давались таким же образом. Мы подготовились к тайному переходу границы группами по десять — двенадцать человек. Для этого надо было переправиться через озеро Танганьика. 24 апреля первые тринадцать человек были на конголезской земле. Но, пожалуй, стоит рассказать, как мы плыли из Танзании в Конго. Корабли Чомбе патрулировали озеро, которое по своим размерам является настоящим морем. Плавание заняло часов шесть-семь: наше маленькое суденышко с подвесным мотором, которое к тому же давало течь, все время кружил, чтобы избежать встречи с патрульными судами бельгийских наемников. МЫ старались идти вдоль берега, ни на минуту не ослабляя бдительность. Кроме всего прочего, нас застигла буря.

Как только мы вошли в контакт с повстанческими группами, Тату — своего настоящего имени он не открывал, и до самого боя 29 июня враги ничего не знали о Че, что было нашим большим достижением,— так вот, Тату объяснил им цель нашего прибытия. Мы, сказал он, прибыли сюда по просьбе Сумиало и Кабилы как военные инструкторы Мы будем сражаться вместе с повстанцами, принимая участие в планируемых ими операциях. Тату неукоснительно придерживался этой линии, поэтому и отношения между кубинцами и конголезцами всегда были самыми сердечными

Вскоре после первых встреч появились больные и Тату стал работать как врач; он организовал медицинскую помощь не только Для повстанцев, но и для местного населения. Потом он поручил это дело Куми (так звали там врача Рафаэля Серкеру). Впоследствии к нам прибыли и другие врачи, но все в Конго запомнили Че как доктора Тату.

Здесь я считаю необходимым сделать одно важное заявление. Савимби (лидер ангольской националистической организации УНИТА. — Ред.) никогда не был в нашем отряде, никогда не был с Че в Конго. Не знаю, откуда пошел такой слух, но Савимби никогда не было среди повстанцев.

Военная подготовка конголезцев была нашей основной задачей, но Тату организовал и школу для повышения культурного уровня некоторых кубинских товарищей. Он сам давал уроки испанского языка, математики — он ее особенно любил — и французского языка. Два конголезских товарища обучали нас суахили. Нужно было видеть Тату в роли учителя, воспитателя! Он вел также политкружки по “Капиталу” и истории Африки. Кстати, в его огромном рюкзаке были только медикаменты, патроны и книги.

Продуктов он там не держал, нет. А книг у него была уйма, каждую свободную минуту он читал — вечером, при свете костра — и очень много писал; перед сном садился и делал записи в карманной записной книжке. Это был его дневник. С самого нашего прибытия он настаивал на том. чтобы мы жили в тех же условиях что и конголезские бойцы: питались так же, как они, и спали в глинобитных хижинах с соломенными крышами, на постелях из жердей, покрытых пальмовыми листьями. Я помню, как однажды, во время поездки с доктором Куми, нам подали в одной деревне блюдо из бабочек в соусе. Бабочки прилипали к губам, мы не знали, как их проглотить, но нужно было это съесть.

Когда наш отряд полностью сформировался и нас стало человек сто — сто тридцать, не считая африканцев, мы начали испытывать трудности с продовольствием. Положение усугублялось тем, что у нас несколько человек были больны, а из продуктов была только маниока. Иногда мы посылали людей охотиться на крупных птиц — они похожи на страусов, но питаются падалью, как наши стервятники. Так мы добывали мясо. Обезьян мы считали настоящим лакомством. Потом положение с продовольствием и медикаментами улучшилось благодаря смелым действиям товарища Чанги (Санчес Бертелеми, он же капитан Лаутон), который доставлял нам их на своем суденышке, отстреливаясь от катеров Чомбе; однажды он был ранен горячей газовой струёй при выстреле нашей базуки. В первые же дни Тату заболел малярией. Тогда многие болели, но у него это осложнялось астмой. Гора, на которой располагалась наша база, была покрыта таким густым лесом, что под кронами деревьев всегда стояла тьма и было очень холодно. А куртка у Тату была, как говорится, на рыбьем меху, да к тому же его беспрерывно мучили приступы астмы. Так что ему приходилось гораздо тяжелее, чем нам. Но он никогда не уклонялся от выполнения своих обязанностей, всегда служил нам примером. Вот каким был Че в Конго. И к сказанному можно еще много добавить.

— Я уже на Кубе увидел, что он полюбил Африку, а в Конго это стало еще яснее. Дело было не только в его стремлении как можно больше сделать для подготовки партизан, но и в той страстности, с какой он говорил о конголезском народе. Он видел в нем жертву эксплуатации, угнетения, колониализма и признавал за ним безоговорочное право бороться за свою независимость. Он разделил с этим народом все; никогда ни один кубинец не ел того, чего не могло достаться конголезцам. Тату был великим африканским партизаном. Я говорю это со всей ответственностью. У нас был опыт партизанской войны на Кубе, но условия в Африке совсем другие; думаю, что и в Боливии они были особыми. Характер боевых действий в Африке иной, потому что приходится бороться не только с противником, но и с природой, с тяжелыми климатическими условиями. И Тату всегда выходил победителем в этой борьбе. Страдая от астмы, он проходил в день по восемь, десять, пятнадцать километров, а ведь для Конго это совсем не то, что для Сьерра-Маэстры. Однако он шел, он хотел всегда быть в первой линии атаки. Бывало, столько сил потратишь, чтобы убедить его остаться на командном пункте, но не успеешь оглянуться — Тату уже опять рядом с партизанами ведет огонь из своей винтовки М-1.

Дело в том, что хотя наш отряд находился там для военной подготовки африканских партизан, он принимал участие в боевых действиях. В общей сложности мы участвовали в 50 боевых операциях. Мы потеряли в Конго шестерых наших товарищей. Капитан Крисохенес Винахера (Ансуруни), лейтенант Норберто Пио Пичардо [Ине), сержант Виктор Мануэль Бальестер [Тетаине-Селасини), капрал Варнер Моро Перес (Кавава) пали 19 июня; 14 октября погиб рядовой Франсиско Торрьенте Асес (Аурино), а 26 октября — рядовой Орландо Пуэнтес Майета (Бааса-Бааша). На похоронах Орландо Пуэнтеса Тату сказал, что он был настоящим коммунистом, образцовым бойцом-интернационалистом. А сказал это он вот почему однажды Бааса, который обслуживал одно из небольших орудий, поручил в походе нести какие-то части орудия двум нашим товарищам, и один из них что-то потерял Разумеется, нам пришлось применить дисциплинарные меры к Баасе как ответственному лицу. Солдату было очень стыдно он страшно переживал и сказал: “Никогда больше я ничего не потеряю, не доверю больше свое орудие никому”. Этот ответ и раскаяние солдата стали известны Тату. Однажды, когда противник неожиданно напал на наш лагерь, Бааса был тяжело ранен в бою. Мы вынесли его из-под огня потом многие километры несли раненого на руках. До хирурга надо было идти дня три. У нас тогда хирурга не было, а Тату не имел ничего — ни инструментов, ни медикаментов — и не мог оперировать

У нас на руках умирал негр — сильный храбрый человек могучего телосложения. Нести его было тяжело. А тут еще гроза разразилась, стало очень холодно, и мы сделали привал. У нас была всего пара одеял; Тату отдал раненому оба и свою куртку впридачу. Мы положили Баасу в крестьянской хижине. Все настаивали, чтобы Тату надел свое пальто, ведь у него астма, но он ни в какую. Мбили, Тату и я сидели скорчившись на полу. Так и умер Бааса. Тату очень переживал смерть этого парня и сказал, что тот был настоящим коммунистом, поскольку до последнего момента оставался на боевом посту, рядом со своим орудием. Я всегда думал, что интернационалист должен жертвовать собой, отдать всё во имя своего благородного дела, никогда ничего не прося взамен. По словам Тату единственное, на что мы имеем право, это благодарить Революцию, партию, которые предоставили нам возможность выполнить свой интернациональный долг и оказать помощь другому народу. Так думал Тату, и мы все разделяли его мнение. Лично для меня Че был незабвенным учителем, командиром, товарищем, старшим братом, которого любишь всей душой так как он во всем подает тебе пример. Он и сегодня живет в делах Кубы, Африки, Америки; проходят годы, но мы хотим достичь того, о чем он мечтал. Иногда я думаю: верен ли я памяти Че. Мне кажется, я делаю все, что в моих силах, и все-таки этого мало, потому Че был человеком другого века, другой эпохи, человеком будущего.