Эрнесто Че Гевара

О СИСТЕМЕ БЮДЖЕТНОГО ФИНАНСИРОВАНИЯ
Февраль 1964 г.
ГЛАВНЫЕ ПРЕДШЕСТВУЮЩИЕ СОБЫТИЯ

Об этом вопросе говорилось, но недостаточно, и я считаю, что необходимо приступить к его более глубокому анализу с тем, чтобы четко определить цели и методологию.

Эта система официально санкционирована законом, регулирующим бюджетное финансирование государственных предприятий, а свое применение получила в процессе работы Министерства промышленности.

История вопроса сравнительно недавняя, он был поставлен в начале 1960 г., однако наша задача — проанализировать не его историю, а систему, каковой она предстает в настоящий момент, учитывая, что ее оценка далеко не завершена.

Наша задача — провести сравнение с системой так называемого хозяйственного расчета, при этом мы делаем упор на самофинансирование, так как оно является его основной характерной чертой, а также на отношение к материальному стимулированию, так как на его основе устанавливается самофинансирование.

Объяснить различия непросто, так как они подчас неясны и хитроумны, а кроме того, изучение бюджетной системы финансирования не было достаточно глубоким, чтобы изложение ее могло поспорить в ясности с изложением принципов и методов хозяйственного расчета.

Начнем с нескольких цитат. Первая взята из экономических работ Маркса того периода, который впоследствии был назван творчеством молодого Маркса, когда даже в его языке был очень заметен груз философских идей, повлиявших на его формирование, а экономические его воззрения были не столь точны. Однако Маркс находился в расцвете сил, уже принял дело отверженных и дал ему философское объяснение, правда, не столь строго научное, как в “Капитале”. Он мыслил скорее как философ, и поэтому более конкретно обращался к человеку как личности, а не к проблемам его освобождения как человека общества, не анализировал еще неотвратимости раскола общественных структур эпохи, уступающей путь переходному периоду, диктатуре пролетариата. В “Капитале” же Маркс предстает ученым-экономистом, скрупулезно изучающим переходный характер социальных эпох и их определение по производственным отношениям, не допускающим философских рассуждений.

Значение этого памятника человеческой мысли таково, что зачастую заставляет нас забыть о гуманистическом (в лучшем смысле этого слова) характере его исканий. Механизм производственных отношений и их последствия, борьба классов как бы скрывают тот очевидный факт, что речь идет о людях в исторической среде. Сейчас нас интересует человек, отсюда и цитата, не утратившая в силу молодости автора своей ценности как высказывание мысли философа.

“Коммунизм как положительное упразднение частной собственности -- этого самоотчуждения человека — и в силу этого как подлинное присвоение человеческой сущности человеком и для человека;

а потому как полное, происходящее сознательным образом и с сохранением всего богатства предшествующего развития, возвращение человека к самому себе как человеку общественному, т. е. человечному. Такой коммунизм, как завершенный натурализм, == гуманизму, а как завершенный гуманизм, == натурализму; он есть действительное разрешение противоречия между человеком и природой, человеком и человеком, подлинное разрешение спора между существованием и сущностью, между опредмечиванием и самоутверждением, между свободой и необходимостью, между индивидом и родом. Он — решение загадки истории, и он знает, что он есть это решение”¹.

Слово “знает” выделено, потому что считается основным в постановке проблемы; Маркс думал об освобождении человека и рассматривал коммунизм как решение противоречий, породивших его отчуждение, и как сознательный акт. Следует отметить, что коммунизм не может рассматриваться как результат исключительно классовых противоречий в высокоразвитом обществе, которые разрешались бы в переходный период на пути к достижению вершины; человек — сознательное действующее лицо истории. Без этого сознания, включающего и осознание себя как части общества, не может быть коммунизма.

Работая над “Капиталом”, Маркс не оставил свою партийную деятельность; когда в 1875 г. состоялся съезд в Готе по объединению рабочих организаций, действующих в Германии (Социал-демократическая рабочая партия и Генеральная ассоциация немецких рабочих), и была разработана программа, ответом Маркса стала работа “Критика Готской программы”.

Эта работа при том, что была написана во время составления фундаментального труда и обладает четко выраженной полемической направленностью, важна тем, что в ней, хотя и мимоходом, затрагивается тема переходного периода. Анализируя пункт третий Готской программы, Маркс останавливается на некоторых наиболее значительных вопросах этого периода, рассматриваемого им как результат раскола развитой капиталистической системы. На данном этапе не предусматривается использование денег, но предусмотрена индивидуальная оплата труда, потому что:

“Мы имеем здесь дело не с таким коммунистическим обществом, которое развилось на своей собственной основе, а, напротив, с таким, которое только что выходит как раз из капиталистического общества и которое поэтому во всех отношениях, в экономическом, нравственном и умственном, сохраняет еще родимые пятна старого общества, из недр которого оно вышло. Соответственно этому каждый отдельный производитель получает обратно от общества за всеми вычетами ровно столько, сколько сам дает ему. То, что он дал обществу, составляет его индивидуальный трудовой пай”².

Маркс мог только интуитивно предвидеть крах мировой системы империализма. Ленин же ее “выслушивает” и ставит свой диагноз:

“Неравномерность экономического и политического развития есть безусловный закон капитализма. Отсюда следует, что возможна победа социализма первоначально в немногих или даже в одной, отдельно взятой, капиталистической стране. Победивший пролетариат этой страны, экспроприировав капиталистов и организовав у себя социалистическое производство, встал бы против остальною, капиталистического мира, привлекая к себе угнетенные классы других стран, поднимая в них восстание против капиталистов, выступая в случае необходимости даже с военной силой против эксплуататорских классов и их государств. Политической формой общества, в котором побеждает пролетариат, свергая буржуазию, будет демократическая республика, все более централизующая силы пролетариата данной нации или данных наций в борьбе против государств, еще не перешедших к социализму. Невозможно уничтожение классов без диктатуры угнетенного класса, пролетариата. Невозможно свободное объединение наций в социализме без более или менее долгой, упорной борьбы социалистических республик с отсталыми государствами”³.

Через несколько лет Сталин довел эту мысль до ее крайнего выражения, считая возможным свершение социалистической революции в колониях:

“Третье противоречие — это противоречие между горстью господствующих “цивилизованных” наций и сотнями миллионов колониальных и зависимых народов мира. Империализм есть самая наглая эксплуатация и самое бесчеловечное угнетение сотен миллионов населения обширнейших колоний и зависимых стран. Выжимание сверхприбыли — такова цель этой эксплуатации и этого угнетения. Но, эксплуатируя эти страны, империализм вынужден строить там железные дороги, фабрики и заводы, промышленные и торговые центры. Появление класса пролетариев, зарождение местной интеллигенции, пробуждение национального самосознания, усиление освободительного движения — таковы неизбежные результаты этой “политики”. Усиление революционного движения во всех без исключения колониях и зависимых странах свидетельствует об этом с очевидностью. Это обстоятельство важно для пролетариата в том отношении, что оно в корне подрывает позиции капитализма, превращая колонии и зависимые страны из резервов империализма в резервы пролетарской революции”⁴.

Тезисы Ленина предстают на практике, определив появление СССР.

Перед нами явление нового порядка: победа социалистической революции в одной экономически отсталой стране, имеющей территорию в 22 млн. км², малую плотность населения, обострение нищеты вследствие войны и, как будто этого недостаточно, подвергшейся нападению империалистических держав.

После периода “военного коммунизма” Ленин закладывает основы нэпа и вместе с тем основы развития советского общества вплоть до наших дней.

Здесь необходимо указать исторический момент, который переживал Советский Союз, и никто лучше Ленина этого не сделает:

“Я держался, таким образом, в 1918 г. того мнения, что по отношению к тогдашнему хозяйственному состоянию Советской республики государственный капитализм представлял собой шаг вперед. Это звучит очень странно и, быть может, даже нелепо, ибо уже и тогда наша республика была социалистической республикой; тогда мы предпринимали каждый день с величайшей поспешностью — вероятно, с излишней поспешностью — различные новые хозяйственные мероприятия, которые нельзя назвать иначе, как социалистическими. И все же я тогда полагал, что государственный капитализм по сравнению с тогдашним хозяйственным положением Советской республики представляет собой шаг вперед, и я пояснял эту мысль дальше тем, что просто перечислил элементы хозяйственного строя России. Эти элементы были, по-моему, следующие: „1) патриархальная, т.е. наиболее примитивная, форма сельского хозяйства; 2) мелкое товарное производство (сюда относится и большинство крестьянства, торгующее хлебом); 3) частный капитализм; 4) государственный капитализм и 5) социализм". Все эти хозяйственные элементы были представлены в тогдашней России. Я поставил себе задачу разъяснить, в каком отношении друг к другу находятся эти элементы и не следует ли один из несоциалпстических элементов, именно государственный капитализм, расценивать выше, чем социализм. Я повторяю: это всем кажется весьма странным, что несоциалистнческий элемент расценивается выше, признается вышестоящим, чем социализм, в республике, которая объявляет себя социалистической. Но дело становится понятным, если вы вспомните, что мы отнюдь не рассматривали хозяйственный строй России как нечто однородное и высокоразвитое, а в полной мере сознавали, что имеем в России патриархальное земледелие, т. е. наиболее примитивную форму земледелия наряду с формой социалистической. Какую же роль мог бы играть государственный капитализм в такой обстановке?... После того, как я подчеркнул, что мы уже в 1918 г. рассматривали государственный капитализм как возможную линию отступления, я перехожу к результатам нашей новой экономической политики. Я повторяю: тогда это была еще очень смутная идея, но в 1921 г„ после того как мы преодолели важнейший этап гражданской войны, и преодолели победоносно, мы наткнулись на большой, — я полагаю, на самый большой, — внутренний политический кризис Советской России. Этот внутренний кризис обнаружил недовольство не только значительной части крестьянства, но и рабочих. Это было в первый и, надеюсь, в последний раз в истории Советской России, когда большие массы крестьянства, не сознательно, а инстинктивно, по настроению были против нас. Чем было вызвано это своеобразное, и для нас, разумеется, очень неприятное, положение? Причина была та, что мы в своем экономическом наступлении слишком далеко продвинулись вперед, что мы не обеспечили себе достаточной базы, что массы почувствовали то, чего мы тогда еще не умели сознательно формулировать, но что и мы вскоре, через несколько недель, признали, а именно: что непосредственный переход к чисто социалистическим формам, к чисто социалистическому распределению превышает наши наличные силы и что если мы окажемся не в состоянии произвести отступление так, чтобы ограничиться более легкими задачами, то нам угрожает гибель”⁵.

Как видим, экономическое и политическое положение Советского Союза делало необходимым отступление, о котором говорит Ленин. Таким образом, эту политику можно охарактеризовать как тактику, тесно связанную с историческим положением страны, поэтому не следует придавать данным утверждениям значение всеобщей закономерности. Нам представляются исключительно важными два фактора, которые необходимо учитывать в других странах:

1. Особенности царской России в момент свершения революции, включая развитие техники на всех уровнях, особенный характер ее народа, общее положение в стране; к этому надо добавить ущерб, принесенный мировой войной, разруху, которую принесли орды белых и империалистические захватчики;

2. Характерные особенности эпохи в отношении техники управления и контроля за экономикой.

Оскар Ланге⁶ в статье “Актуальные проблемы экономической науки в Польше” говорит следующее:

“Буржуазия, а также монополии отводят крупные средства на создание высших школ и научно-исследовательских центров не только с тем, чтобы иметь в их лице подспорье для апологетики капиталистической системы. Они ждут от экономистов большею, именно помощи в решении многочисленных проблем, связанных с экономической политикой. В эпоху конкурентного капитализма задачи в этой области были ограничены, они сводились к финансовому администрированию денежной и кредитной политике, таможенной политике, транспорту, м .т.д. Но в условиях монополистического капитализма, особенно в условиях все возрастающего проникновения государственного капитализма в экономическую жизнь, проблемы эти возрастают. Можно назвать некоторые из них: изучение рынка с целью содействия политике цен крупных монополий, методы централизованного управления объединением промышленных предприятий, взаиморегламентированные бухгалтерии между этими предприятиями, запрограммированная связь их деятельности и развития, их соответствующее размещение, политика амортизации и капиталовложений. Из всего этого вытекают вопросы, связанные с деятельностью капиталистического государства на современном этапе, а также критерии деятельности национальной промышленности, политики их капиталовложений и размещения (например, в области энергетики), способы политико-экономического вмешательства в комплекс национальной экономики и т. д.

Ко всем этим проблемам добавился ряд технико-экономических приобретений, которые в некоторых областях, таких, например, как изучение рынка или программирование деятельности предприятий, составляющих часть группы, или регламентация бухгалтерии на каждом заводе или в группе заводов, политика амортизации и др., — частично могут быть использованы нами в процессе строительства социализма (как, несомненно, они будут использованы в будущем рабочими ныне капиталистических стран при переходе их к социализму)”.

Надо заметить, что Куба еще не осуществила свой переход, даже не начала еще свою Революцию, когда это писалось. Многие из технических достижений, о которых говорит Ланге, существовали на Кубе, т. е. условия кубинского общества того времени позволяли установить централизованный контроль за некоторыми предприятиями, находящимися в Гаване или в Нью-Йорке. Объединение нефтяных предприятий, созданное путем кооперации трех империалистических нефтеперерабатывающих заводов (“Эссо”, “Тексако” и “Шелл”), сохранило, а в некоторых случаях и усовершенствовало свою систему контроля и считается образцовым в нашем министерстве. Там, где не было ни традиций централизации, ни практических условий, объединения создавались на основе национального опыта, как на предприятии Мучного объединения, занявшем первое место среди предприятий легкой промышленности.

Несмотря на то что практика первых дней руководства промышленностью убеждает нас в невозможности разумно следовать другим путем, споры оказались бы бесплодными, если бы подобные или лучшие результаты дали организационные меры по внедрению самофинансирования на уровне предприятия; главное — то, что в очень тяжелых условиях мы смогли при помощи централизации (например, в обувной промышленности) ликвидировать множество непроизводительных кустарных производств и высвободить шесть тысяч рабочих для других отраслей производства.

Вышеприведенными цитатами мы попытались наметить темы, представляющиеся нам основополагающими в объяснении системы.

Первое: коммунизм — это цель человечества, достигаемая сознательно; образование, ликвидация пережитков предыдущего общества в сознании людей — важнейший фактор, конечно, при том, что без параллельных достижений в области производства никогда нельзя прийти к такому обществу.

Второе: формы управления хозяйством как технологический аспект вопроса должны заимствоваться там, где они наиболее развиты и должны быть приспособлены к новому обществу. Нефтехимическая технология империалистического лагеря может быть использована социалистическим лагерем без боязни “заразиться” буржуазной идеологией. В экономической области (во всем, что касается методов руководства и контроля за производством) происходит то же самое.

Если это не будет воспринято как излишняя претенциозность, то можно перефразировать Маркса относительно использования диалектики Гегеля и сказать, что эти методы были поставлены с головы на ноги.

Анализ методов учета, обычно используемых сегодня в социалистических странах, показывает, что между ними и нашими методами лежит концептуальное отличие, сравнимое с тем, которое существует в капиталистической системе между конкурентным капитализмом и монополией. В конечном счете методы, используемые ранее, послужили основой для развития обеих систем, однако “встав на ноги”, они пошли по разным дорогам, так как у социализма свои производственные отношения, а значит, и свои требования.

Можно сказать, что предшественником бюджетной системы финансирования как метода является империалистическая монополия, обосновавшаяся на Кубе и претерпевшая изменения в процессе долгого развития методов управления и контроля, которое идет от зарождения монополистической системы до наших дней, когда она достигла своего высшего уровня. Отступая из страны, монополисты увели с собой кадры высшего, а порой и среднего звена; в то же время наша незрелая концепция Революции привела нас к отказу от использования ряда установившихся методов только потому, что они были капиталистическими. Таким образом, наша система не достигла еще степени эффективности, которую имели креольские филиалы монополий в области управления и контроля производства; мы идем по этому пути, очищая его от всякой “листвы” прошлого.

ОСНОВНЫЕ РАЗЛИЧИЯ МЕЖДУ ХОЗЯЙСТВЕННЫМ РАСЧЕТОМ И БЮДЖЕТНОЙ СИСТЕМОЙ ФИНАНСИРОВАНИЯ

Между хозяйственным расчетом и бюджетной системой финансирования есть различия разных степеней, мы попытаемся разделить их на две большие группы и бегло разъяснить их; итак, есть различия методологические, скажем, практического характера, и различия более глубокие, однако анализ их природы может показаться беспредметным, если с ними обращаться без должной осторожности.

Теперь следует пояснить, что задача нашей работы — это поиск наиболее эффективной формы для того, чтобы достичь коммунизма, принципиальных расхождений здесь нет. Хозяйственный расчет показал свою практическую эффективность; исходя из тех же основ, ставя те же цели, мы полагаем, что схема действия нашей системы при соответствующем ее развитии может повысить эффективность хозяйственной деятельности социалистического государства, углубить сознательность масс и еще крепче сплотить мировую социалистическую систему на интеграционной основе.

Самое первое различие возникает, когда речь заходит о предприятии. Для нас предприятие — это конгломерат заводов или подразделений, которые имеют схожую технологическую базу, единую направленность производства или в некоторых случаях объединены территориально; в системе хозяйственного расчета предприятие — это производственное подразделение с собственным юридическим лицом. Сахарный завод для этой системы является предприятием, а для нас все сахарные заводы и другие подразделения, связанные с производством сахара, составляют Объединение сахарных предприятий.

Другим отличием является форма использования денег; наша система оперирует ими только как арифметическими деньгами, это отражение в цене деятельности предприятия, которое центральные ведомства будут анализировать при осуществлении контроля за его деятельностью; при хозяйственном расчете деньги — не только это, они еще и средство оплаты, действующее как косвенный инструмент контроля, так как это фонды, позволяющие действовать предприятию, а его отношения с банком схожи с отношениями частного производителя с капиталистическими банками, которым он должен неустанно объяснять свои планы и доказывать свою платежеспособность. Естественно, в данном случае решение принимается не произвольно, а в зависимости от плана и отношения осуществляются между государственными организациями.

Поэтому при новой форме использования денег наши предприятия не имеют собственных фондов, в банке у них есть раздельные счета по расходам и вкладам; предприятие может согласно плану “снимать” фонды с общего счета расходов и со специального счета по выплате заработной платы, но вклад предприятия автоматически переходит во владение государства.

Предприятия большинства братских стран в банках имеют свои собственные фонды, подкрепляемые кредитами этих же банков, за которые выплачивается процент, не забывая при этом, что собственные фонды, так же как и кредиты, принадлежат обществу, а их передвижение отражает финансовое состояние предприятия.

Что касается норм труда, то хозрасчетные предприятия используют нормативы по времени, по выработке за час или по количеству продукции (сдельная оплата труда); мы же попытаемся перевести все наши заводы на нормативы по времени, с премированием за перевыполнение, ограниченным высоким потолком тарифа. Ниже мы подробнее скажем об этом.

В системе полного развитого хозяйственного расчета существует строгий метод вычетов за невыполнение заданий на основе юридических норм, выстроенных за годы ее действия. В нашей стране пока не существует такой структуры даже для самофинансируемых ведомств, таких, как ИНРА, и введение их особенно осложнено сосуществованием двух столь различных систем. Сейчас существует Арбитражная комиссия, не имеющая исполнительных полномочий, однако значение ее постепенно возрастает и в будущем она может стать основой нашей юридической структуры. Между организациями, подчиненными режиму бюджетного финансирования, решение проблемы несложно, так как принимаются административные меры, если контроль счетов ведется хорошо и точно (это уже делается на большинстве предприятий нашего министерства).

Исходя из того основного положения, что в обеих системах государственный план — высший обязательно соблюдаемый закон, можно синтезировать аналогии и оперативные различия, говоря о том, что самоуправление основано на глобальном централизованном контроле и очевидной децентрализации; при этом производится косвенный контроль посредством “рубля” со стороны банка и результат работы в денежном выражении служит средством для премирования; материальная заинтересованность — сильный рычаг, индивидуально и коллективно воздействующий на трудящихся.

Бюджетная система финансирования основана на централизованном контроле деятельности предприятия; его план и хозяйственная деятельность контролируются центральными организациями напрямую, у него нет собственных фондов, оно не получает банковских кредитов и самостоятельно использует принцип материального стимулирования, т. е. индивидуальные денежные поощрения и вычеты, а при случае могут использоваться и коллективные; однако непосредственное материальное стимулирование ограничено формой выплаты тарифных ставок.

БОЛЕЕ ТОНКИЕ ПРОТИВОРЕЧИЯ. МАТЕРИАЛЬНОЕ СТИМУЛИРОВАНИЕ И СОЗНАТЕЛЬНОСТЬ

Здесь мы вступаем в область более хитроумных противоречий, которые должны быть хорошо объяснены. Тема материального стимулирования и морального стимулирования вызвала массу споров среди заинтересованных в этих вопросах лиц. Необходимо четко и ясно разъяснить следующее: мы не отрицаем объективной необходимости материального стимулирования, но мы против его использования в качестве основного побудительного рычага. Мы считаем, что в экономике подобный тип рычага быстро приобретает качество самоцели и затем своей собственной силой довлеет над отношениями между людьми. Не надо забывать, что он пришел из капитализма и должен умереть при социализме.

Как мы заставим его умереть?

Потихоньку, с помощью постепенного роста потребительских благ для населения, что сделает ненужным этот стимул, отвечают нам. В этой концепции мы усматриваем слишком жесткий механизм. Потребительские блага — вот лозунг, в конечном итоге формирующий сознание, по мнению защитников другой системы. В нашей концепции прямое материальное стимулирование и социалистическое сознание — противоположные понятия.

Это один из пунктов, в которых наши разногласия достигают конкретных размеров. Речь идет уже не об оттенках: сторонники самофинансирования считают, что прямое материальное стимулирование в проекции на будущее, сопутствуя обществу на различных этапах строительства коммунизма, не противоречит “развитию” сознания, а, по нашему убеждению, противоречит ему. Поэтому полное господство этого принципа означало бы отставание развития социалистической морали.

Да, материальное стимулирование противостоит развитию сознания, но оно — большой рычаг для достижения высоких результатов на производстве; следует ли отсюда, что предпочтительное внимание к развитию сознательности замедляет развитие производства? Проводя сравнение, можно сказать, что на определенном этапе это возможно, хотя никто не делал соответствующих расчетов; мы утверждаем, что в сравнительно короткий срок повышение сознательности сделает больше в развитии производства, чем материальное стимулирование; это мы утверждаем, основываясь на генеральной линии развития общества, идущего к коммунизму, который предполагает, что труд перестанет быть тягостной необходимостью, а превратится в удовольствие. Данное утверждение перегружено субъективизмом и требует проверки на практике, этим мы и занимаемся; возможно, опыт покажет, что это опасный тормоз в развитии производительных сил, возможно, нужно будет решиться резать по живому и вернуться на обходные пути; до сих пор этого не случилось, и наш метод, совершенствуясь на практике, с каждым годом наполняется содержанием и доказывает свою внутреннюю последовательность. Более того, накапливаемый опыт подтверждает стратегическое значение избранного нами пути, на котором возможно формирование коммунистического общества.

Каково же правильное обращение с материальной заинтересованностью? Мы считаем, что о ее существовании никогда нельзя забывать уже потому, что она является коллективным выражением стремления масс, отражением в сознании трудящихся навыков старого общества. В отношении материальной заинтересованности в коллективной форме у нас пока нет четкого определения, что связано с недостатками в аппарате планирования, не позволяющими нам со всей уверенностью на него полагаться, и тем, что пока не выработан метод, который позволил бы избежать трудностей; гораздо большую опасность мы видим в антагонизме, возникающем между государственной администрацией и производственными организациями, — антагонизме, изученном советским экономистом Я. Г. Либерманом⁷, который приходит к выводу, что необходимо изменить методы коллективного стимулирования, оставив лишь старую форму премирования за выполнение плана, прежде чем переходить к другим, более передовым формам премирования.

Даже не соглашаясь с ним в подходе к материальной заинтересованности (в качестве рычага), нам представляется правильной его озабоченность теми отклонениями, которые с течением времени появляются в понятии “выполнение плана”. Отношения между предприятиями и центральными ведомствами приобретают довольно противоречивые формы, а методы, используемые предприятиями для получения прибыли, приобретают порой черты, весьма далекие от понятия социалистической морали.

Мы считаем, что в определенной степени попусту растрачиваются возможности развития, предлагаемые новыми производственными отношениями, чтобы подчеркнуть эволюцию человека на пути к Царству свободы. В нашем определении основных аргументов системы мы уточняем именно взаимосвязь, существующую между образованием и развитием производства. Можно говорить и о задаче по выработке нового сознания, так как мы стоим перед новыми формами производственных отношений, и несмотря на то что в общеисторическом смысле сознание является результатом производственных отношений, необходимо учитывать характерные черты современности, основным противоречием которой (на мировом уровне) является противоречие между империализмом и социализмом. Социалистические идеи затрагивают сознание людей во всем мире, поэтому можно ускорить развитие по пути, в частности, улучшения состояния производительных сил в определенной стране.

В первые годы СССР характеризовался как социалистическое государство, опирающееся на весьма отсталые производственные отношения, которые существовали в его недрах. Капитализм содержит в себе остатки феодализма, но капитализм — это та система, которая характеризует страну после уничтожения основной феодальной экономики. Развитие противоречий между двумя мировыми системами способствовало приданию Кубинской революции социалистического характера, который был придан ей сознательно, благодаря знаниям, полученным ее руководителями, углублению сознательности масс и соотношению сил в мире.

Если все это возможно, то почему не задуматься о роли образования как о верном помощнике социалистического государства в деле уничтожения старых недостатков отмирающего общества, уносящего с собой в могилу старые производственные отношения?

Посмотрим, что говорит Ленин:

“Например, до бесконечности шаблонным является у них повод, который они выучили наизусть во время развития западноевропейской социал - демократии и который состоит в том, что мы не доросли до социализма, что у нас нет, как выражаются разные „ученые" господа из них, объективных экономических предпосылок для социализма. И никому не приходит в голову спросить себя: а не мог ли народ, встретивший революционную ситуацию, такую, которая сложилась в первую империалистическую войну, не мог ли он, под влиянием безвыходности своего положения, броситься на такую борьбу, которая хоть какие-либо шансы открывала ему на завоевание для себя не совсем обычных условий для дальнейшего роста цивилизации?

„Россия не достигла такой высоты производительных сил, при которой возможен социализм". С этим положением все герои II Интернационала, и в том числе, конечно, Суханов, носятся, поистине, как с писаной торбой. Это бесспорное положение они пережевывают на тысячу ладов, и им кажется, что оно является решающим для оценки нашей революции.

Ну, а что если своеобразие обстановки поставило Россию, во-первых, в мировую империалистическую войну, в которой замешаны все сколько-нибудь влиятельные западноевропейские страны, поставило ее развитие на грани начинающихся и частично уже начавшихся революций Востока в такие условия, когда мы могли осуществить именно тот союз „крестьянской войны" с рабочим движением, о котором, как об одной из возможных перспектив, писал такой „марксист", как Маркс, в 1856 году по отношению к Пруссии?

Что если полная безвыходность положения, удесятеряя тем силы рабочих и крестьян, открывала нам возможность иного перехода к созданию основных посылок цивилизации, чем во всех остальных западноевропейских государствах? Изменилась ли от этого общая линия развития мировой истории? Изменились ли от этого основные соотношения основных классов в каждом государстве, которое втягивается и втянуто в общий ход мировой истории?

Если для создания социализма требуется определенный уровень культуры (хоть никто не может сказать, каков именно этот определенный „уровень культуры", ибо он различен в каждом из западноевропейских государств), то почему нам нельзя начать сначала с завоевания революционным путем предпосылок для этого определенного уровня, а потом уже, на основе рабоче-крестьянской власти и советского строя, двинуться догонять другие народы”⁸

Что касается личной материальной заинтересованности, то мы ее признаем (даже борясь с ней и пытаясь ликвидировать ее посредством образования) и применяем ее при повременном нормировании труда с премированием и вычетом из заработной платы при невыполнении норм.

Хитроумное различие по этому вопросу между сторонниками самоуправления и нами заключается в доводах относительно выплаты нормированной заработной платы, премий и осуществления вычетов. Производственная норма — это среднее количество труда, затраченного на создание продукта за определенное время при средней квалификации и в специфических условиях использования оборудования; это отдача определенной доли труда обществу одним из его членов; это выполнение общественного долга. Если норма перевыполняется, создается большая прибыль для общества и можно предположить, что рабочий, перевыполняя норму, лучше выполняет свой долг и, таким образом. заслуживает материальной компенсации. Мы принимаем эту концепцию как зло, присущее переходному периоду, но не согласны с тем, что исчерпывающее объяснение принципа “от каждого — по способностям, каждому — по труду” должно означать полную оплату — дополнительно к заработной плате — процента перевыполнения данной нормы (есть случаи, когда выплата превышает процент перевыполнения в качестве особого стимулирования личной производительности труда). В “Критике Готской программы” Маркс четко объясняет, что значительная часть заработной платы рабочего идет на статьи, весьма далекие от его непосредственных связей:

“Если выражение „трудовой доход" мы возьмем сначала в смысле продукта труда, то коллективный трудовой доход окажется совокупным общественным продуктом.

Из него надо теперь вычесть:

Во-первых, то, что требуется для возмещения потребленных средств производства.

Во-вторых, добавочную часть для расширения производства.

В-третьих, резервный или страховой фонд для страхования от несчастных случаев, стихийных бедствий и так далее.

Эти вычеты из „неурезанного трудового дохода" — экономическая необходимость, и их размеры должны быть определены на основе наличных средств и сил, отчасти на основе теории вероятности, но они никоим образом не поддаются вычислению на основе справедливости. Остается другая часть совокупного продукта, предназначенная служить в качестве предметов потребления.

Прежде чем дело дойдет до индивидуального дележа этой оставшейся части, из нее вновь вычитаются:

Во-первых, общие, но не относящиеся непосредственно к производству издержки управления.

Эта доля сразу же весьма значительно сократится по сравнению с тем, какова она в современном обществе, и будет все более уменьшаться по мере развития нового общества.

Во-вторых, то что предназначается для совместного удовлетворения потребностей, как-то: школы, учреждения здравоохранения и так далее.

Эта доля сразу же значительно возрастет по сравнению с тем, какова она в современном обществе, и будет все более возрастать по мере развития нового общества.

В-третьих, фонды для нетрудоспособных, короче — то, что теперь относится к так называемой официальной помощи бедным.

Лишь теперь мы подходим к тому „распределению", которое программа, под лассалевским влиянием, так ограниченно только и имеет в виду, а именно к той части предметов потребления, которая делится между индивидуальными производителями коллектива.

„Неурезанный трудовой доход" незаметно превратился уже в „урезанный", хотя все удерживаемое с производителя как частного лица прямо или косвенно идет на пользу ему же как члену общества.

Подобно тому как исчезла фраза о „неурезанном трудовом доходе", так исчезает теперь и фраза о „трудовом доходе" вообще”⁹.

Все это показывает нам, что объем резервных фондов зависит от целого ряда политико-экономических или политико-административных решений. Так как все блага, составляющие резерв, состоят из невознагражденного труда, мы можем заключить, что значительные по объему компоненты общественных фондов приводят к изменениям в выплате, т. е. изменениям в объемах труда, не возмещенных непосредственно. Ко всему вышесказанному следует добавить, что либо не существует, либо неизвестна математическая норма, которая определила бы точный размер премии за перевыполнение (как неизвестно и точное определение основного вклада), поэтому эта норма главным образом должна опираться на новые общественные отношения, на правовую структуру, санкционирующую форму распределения коллективом доли труда отдельного рабочего.

Наша система норм имеет то преимущество, что она устанавливает обязательное повышение профессиональной подготовки для перехода из одной категории в другую, что в свое время даст значительное повышение технического уровня.

Невыполнение нормы означает невыполнение общественного долга, общество наказывает нарушителя вычетом определенной части его заработной платы. Норма — не просто цель, определяющая возможный объем, или договоренность об определенном объеме труда, это выражение нравственной обязанности труженика, это его социальный долг. Именно здесь должны сойтись действия административного контроля с контролем идеологическим. Большая роль партии в производственном подразделении заключается в том, чтобы стать его внутренней двигательной силой и использовать все образцовые формы работы своих членов, чтобы производительная работа, повышение квалификации, участие в хозяйственных вопросах подразделения стали неотъемлемой частью жизни рабочих, превращаясь в повседневную привычку.